Жребий Рубикона

– Меня обычно называют Дронго, – представился эксперт. – Если вы работали в полиции, то должны были бы слышать это имя.

– Что вам нужно?

– Срочно увидеться с вами.

– Это невозможно. У нас в институте работает целая группа сотрудников следственного управления, прокуратуры и полиции. Сейчас это просто нереально. Вас сюда не пустят.

– А мы и не хотим заходить, – сказал Дронго, – мы просим вас выйти минут на десять-пятнадцать к проходной, чтобы мы могли познакомиться и побеседовать. Вы меня понимаете?

– Ладно, – согласился Кошкин, – я выйду к вам через пять минут. Но только на десять минут и не больше. Иначе меня будут искать. Ждите на проходной.

Ровно через пять минут, словно у него в руках был идеальный будильник, Кошкин вышел к проходной. Он был одет в старый, потертый темный костюм. Темная рубашка без галстука, на ногах тяжелые ботинки. Волосы были пострижены ежиком, во рту виднелись золотые зубы. У него было жесткое лицо, изрезанное глубокими морщинами.

– Что вам нужно? – спросил Кошкин, не протягивая незнакомцам руки.

– Кто сейчас исполняет обязанности директора? – уточнил Дронго.

– Вилен Захарович, – сообщил Кошкин, – вы же наверняка знаете, что у нас вчера случилось. Ростом Нугзарович выпал из окна.

– Вчера вы сидели у него в кабинете, когда пришел Балакин и перезвонил мне, – напомнил Дронго.

– Правильно. Я как раз был в кабинете директора.

– Я могу узнать, что именно вы обсуждали? – спросил Дронго.

– Можете. Штатное расписание. Окрошидзе хотел провести сокращение штатов.

– А вы возражали?

– Это не мое дело – возражать или соглашаться. Руководству виднее.

– В день смерти Долгоносова вы заходили и к нему тоже? Я могу уточнить, какие вопросы вы обсуждали с Николаем Тихоновичем?

– Те же самые, что и вчера. Он тоже хотел изменить штатное расписание. Говорил, что у нас раздутые штаты, хотя сам их ежегодно утверждал. Насколько я понял, он желал сократить число единиц управленческого аппарата и увеличить их число в лабораториях. Соколовский уже давно просил дать ему еще двух человек.

– Сейчас одна штатная единица уже освободилась за счет покойного Калестинаса Моркунаса, – напомнил Дронго.

– Да, – помрачнел Кошкин, – там получилась нехорошая история. Долгоносов отказался от своего научного руководства, и вместо него появился профессор Соколовский. А в книге, которую уже подготовили, стояла фамилия Долгоносова. И тогда поменяли фамилию Моркунаса на Соколовского. А Долгоносова оставили, потому что не посмели убрать фамилию директора института, члена-корреспондента.

– Может, поэтому Моркунас и повесился? – спросил Дронго.

Кошкин подозрительно взглянул на собеседника.

– Вы издеваетесь? – спросил он. – Все в институте знают, что это было убийство.

– И вы можете сказать, кому это было нужно?

– Не знаю, – пожал плечами Кошкин, – я уже давно не сотрудник полиции. Пусть думают сотрудники правоохранительных органов. Мое дело заниматься кадрами в институте.

– Вы знали, что компания «Феникс» собирается купить у вас второе здание?

– Разговоры ходили, – уклонился от ответа Кошкин, – но подробностей никто не знал.

– Судя по вашим словам, самую большую выгоду от неожиданной кончины Моркунаса получил профессор Соколовский, который стал фактически единственным наследником изобретения Моркунаса.

– Вы еще скажите, что это Григорий Антонович убил и задушил Моркунаса, – хмыкнул Кошкин. – Только он ничего подобного сделать не смог. Сразу бы стал задыхаться. У него проблемы с легкими.

– Я не говорил, что он убил, – возразил Дронго. – А Долгоносов знал, что соседнее здание хотят продать?

– Он знал в общих чертах, но не уточнял деталей, – пояснил Кошкин. – Он вообще никогда не влезал в подобные детали. Для этого был его заместитель Ростом Нугзарович или на худой конец Вилен Захарович. Но сам Долгоносов обычно не влезал в подобные дела. Его интересовала прежде всего научная карьера. Он ведь давно и всерьез готовился стать академиком. И такая нелепая смерть! Хотя сейчас ходят упорные слухи, что и в его случае не все чисто. Но я никогда не комментирую слухи.

– В тот день, когда неожиданно умер Долгоносов, вы были в его кабинете. Он нервничал?

– Да. И очень сильно. Он покраснел, возмущался, переживал.

– И не объяснял вам, почему он так нервничает?

– Нет. Я уже сказал, что это было не мое дело. Я уходил как раз тогда, когда в кабинет входили Соколовский с Моркунасом. Я еще удивился появлению Моркунаса. После того как Долгоносов женился на его супруге, он даже хотел уйти из института, но Соколовский уговорил его остаться. У него ведь была уникальная тема.

– Интересно, – добродушно произнес Дронго, – другие вопросы вас не интересуют, а вот о теме научных разработок Моркунаса вы знаете.

Кошкин сверкнул глазами.

– Я много чего знаю, – сказал он, – у меня работа такая. Все знать. И про Далвиду, с которой вы так тесно подружились, мне тоже известно. Я ей сочувствую, но ангелом не считаю. Если у вас больше нет вопросов, я пойду. Много работы, – добавил он и, повернувшись, пошел обратно, так и не протянув собеседникам руки.

Позвонил следователь.