Жребий вечности

– Италия – это все еще Италия, – предстал перед ними тучный багровощекий оберштурмбаннфюрер, решивший поразить Скорцени оригинальностью доклада. – Несмотря на все усилия англо-американцев.

– …И Муссолини, – заметил постепенно приходящий в себя обер-диверсант рейха.

– Не советую выражаться в подобном духе в присутствии самого великого дуче. Ибо формально правит здесь все еще он.

– А неформально?

– Оберштурмбаннфюрер СС Вильд.

– Это еще кто такой? – поморщился Скорцени.

– Это я, оберштурмбаннфюрер Эмиль Вильд. – Сбить с толку этого борова оказалось не так-то просто.

– Ага, значит, вы и есть правитель Северной Италии? – не покидал обер-диверсанта его невозмутимо-мрачный юмор.

– Нет, это я всего лишь представился. Что я – это я.

– А Италия – это Италия.

– И правитель здесь тот, кому повелит стать таковым фюрер Германии и обергруппенфюрер Карл Вольф. Но если учесть, что фюрер далеко… Мне продолжать?

– Боже упаси.

– В таком случае мои объяснения исчерпаны.

– Их вполне достаточно, – примирительно согласился Скорцени, садясь в предложенный Вильдом «мерседес». Обергруппенфюрер почтительно уступил ему место рядом с водителем. – Как чувствует себя сам Вольф?

– Просит извинения, что не может встретить лично, – Родль прекрасно видел, как на расплывшемся, растаявшем от пота мясистом лице адъютанта Вольфа вырисовывалась ликующая улыбка мести. – Государственные дела.

– Простим ему этот акт негостеприимности, – устало молвил Скорцени, блаженственно откидываясь на спинку сиденья. И Родль так и не понял, уловил ли Вильд насмешку или же высокомерно не пожелал заметить ее. Но в подобных ситуациях Скорцени обычно не церемонился.

– А между тем положение Муссолини, насколько нам известно, не из радостных, – спасительно перевел Родль разговор в иное, более безопасное русло.

Вильд высокомерно оглянулся на него: «Это еще кто такой?»

– Всего лишь слухи. Мы здесь все еще держимся. Англо-американцы сюда не добрались, партизан развеяли. Нам бы еще хорошо поставленную разведывательно-диверсионную службу. С чем обер-группенфюрер уже не раз обращался в «Вольфшанце» и к вашему шефу Кальтенбруннеру.

– У самих не получается?

– Не хватает специалистов, профессионалов. Кстати, это одна из причин, по которой генерал Вольф столь рьяно поддержал просьбу Муссолини о вашем прибытии.

– Причины и поводы мы обсудим с самим генералом, – прервал его Скорцени, и в машине сразу же воцарилось напряженное молчание.

Как только в Главном управлении имперской безопасности узнали, что Скорцени вновь отправляется в Италию, сразу же появилась на свет Божий шутка по поводу того, что ему во второй раз предстоит похитить дуче, на этот раз – чтобы отдать итальянским партизанам.

В офицерском ресторанчике посвященные изощрялись по этому поводу, как могли. В отношении Муссолини проходили и не такие остроты.

«Доставьте его сюда, Скорцени, спасите Германию!» – иронично напутствовал его сам Вальтер Шелленберг.

«Почему Германию, а не Италию?»

«Потому что Италии уже все равно не поможешь, с ней все решено. А для Германии режим дуче губительнее двух Сталинградов», – напропалую кощунствовал Красавчик. Обычно ему это позволялось.

«Прислушайтесь к мудрому совету последнего Мюллера Германии, – взял как-то в коридоре Главного управления имперской безопасности под руки Скорцени и Кальтенбруннера шеф гестапо. – Единственное, что вам следует сделать, чтобы раз и навсегда решить вопрос с «апеннинской Макаронией» – так это сменить Муссолини на Скорцени. Только-то и всего: Муссолини – на Скорцени. Поначалу Италия даже не заметит этой подмены. А когда она ощутит на себе жестокий ветер перемен, будет уже слишком поздно».

«Муссолини – на Скорцени! Гениальный политический ход!» – ржал Кальтенбруннер.

«Кстати, я советовал это еще накануне первого похищения великого дуче! Но, как обычно, Последнего Мюллера рейха никто не послушался!»

«Все беды Германии происходят оттого, что в ней не прислушиваются к соломоновым мудростям Последнего Мюллера рейха, – великодушно поддержал Папу гестапо Кальтенбруннер.

37

Тропа упорно пробивалась через каменные завалы и сосновую поросль, чтобы где-то там, на вершине холма, слиться с поднебесьем, с вечностью, и уйти в небытие.

Фельдмаршала Роммеля потому и влекло к ней, что тропа зарождалась у стен древней, позеленевшей ото мха каменной часовни, неподалеку от его родового поместья Герлинген, – прямо у подножия усыпальницы знатного рыцаря-крестоносца, над которой и была сооружена часовня, – и уводила… в вечность, в легенды. Всей тайной сутью своей указывая тот, истинный путь, которым прошло множество поколений потомков крестоносца – являвшегося, как утверждают, одним из его, Эрвина Роммеля, предков, – и которым, как следует понимать, предначертано было пройти ему самому. Не зря этот холм называли Горой Крестоносца.

Маршальский жезл, выношенный в его солдатском ранце, вновь и вновь уводил его то к родине рыцарства Франции, то к болотам Мазовии, то к гробницам фараонов, на виду у которых разбивали свои бивуаки маршалы Наполеона Бонапарта.