Жребий викинга

— А переговоры с братом своим повести князь Ярослав не пробовал? — благодушно спросил Иона, священник местной церкви Святого Николая. Возможно, только потому и подал голос, что знал вспыльчивый и злорадный характер боярина, а еще ведал о том, что тайные гонцы Мстиславовы уже наведывались под стены Любеча и вели переговоры с гонцами Шаругана.

В городе прекрасно знали об этом, однако в чем можно было обвинить при этом боярина? Он ведь не с гонцами половцев или печенегов переговоры вел, а с людьми своего же русского князя, родного брата Ярослава.

— В стане великого князя все ожидали, что Мстислав пришлет своих послов или сам прибудет на переговоры к брату. Однако тот до переговоров оказался неохочим, — извиняющимся тоном объяснил Ясень.

Для него не было тайной, что обычно никто из бояр, а уж тем более из священников, княжеские усобицы не одобрял. А после смерти Владимира Великого, так недальновидно распорядившегося своим великокняжеским наследием, грызня между его сыновьями и прочими родственниками за киевский престол и окраинные княжеские столы оказалась, на удивление, длительной и неуемной.

— А что, сам великий князь послать к нему посольство не решался?

— Точно ведаю, что не посылал.

— Не снизошел, — в своем духе объяснил священнику боярин Шаруган.

— Разве что, может, после битвы… — несмело предположил Радомир, чем вызвал кривые ухмылки уже нескольких бояр. А Шаруган тут же не преминул заметить:

— О чем может вести переговоры великий князь киевский, после того как войско его иссечено и развеяно по лесам земли Черниговской, отрок ты неразумный?!

— И вправду, помолчал бы ты, — вполголоса добивал его Ясень, — отрок словоохотливый.

Как раз в эту минуту Радомир Волхвич вдруг метнул взгляд на приоткрытую боковую дверь, которая вела из гридницы в княжеские хоромы, и заметил там золотоволосую девичью головку. Сердце его мгновенно сжалось от щемящего душу открытия: это же она, великая княжна! Елизавета! Господи, увидеться бы с ней!

«Ага, — тут же осадил себя юноша, — особенно теперь, когда, стоя под дверью, она услышала слова боярина Шаругана!»

После той памятной переправы через речку Радомир видел княжну только однажды, да и то издали, когда она, прохаживаясь у монастырского подворья вместе с монахом Дамианом, внимательно слушала его рассказ, демонстративно не замечая при этом своего недавнего спасителя. Если бы только эта девчушка знала, как настойчиво искал он встречи с ней! Да, искал, хотя и понимал, что никакого смысла в этом нет. Во всяком случае, пока еще нет.

* * *

Как только посадник отпустил гонцов, чтобы продолжить совет без них, Радомир отошел к высокому боковому крыльцу, на котором уже однажды видел княжну, в надежде, что она снова появится на нем. И не ошибся.

— Ну и что, все равно ни в одном бою ты так и не побывал, — язвительно заметила Елизавета, как только ступила на это возвышение, с которого могла смотреть на отрока-щитоносца в самом прямом смысле свысока.

— В бою не был, — честно признал Радомир, — но стрела какого-то кавказца чуть не пробила мне левую руку. Мы гнались за воинами Мстислава, преследуя их до самого стана.

— Вы так упорно преследовали их, что оказались разби-тыми?

— Да нет, битва состоялась позже, а тогда происходили всего лишь стычки наших разъездов да охочих испытать свою удаль. Вот тогда стрела и…

Княжна придирчиво осмотрела левый рукав его куртки и с искренним сожалением на лице пожала плечами:

— Но ведь не пробила же! Значит, тебе опять не повезло, недостойный Волхвич.

— Почему же не повезло?! — изумился ее непонятливости парнишка. — Не повезло тем, кто в этой битве пал от стрел врага или изранен вражескими мечами.

— Воины, павшие в бою, попадают в Валгаллу, на вечный пир богов. Так мне сказал ярл Эймунд, который о войнах и воинах знает все.

— Это норманны попадают в какую-то там свою Валгаллу, — проворчал Радомир. — Если только и в самом деле попадают… Мы же, славяне, попадаем в рай.

— Хорошо, я спрошу об этом Эймунда, который о нас, норманнах, тоже знает все-все. Я же ведаю только то, что под крыльцом у великой княжны достойны представать те, кто проявил свою храбрость в бою, — совсем по-взрослому объяснила юная норманнка.

— Но я ведь не струсил!

— Тогда где твои раны?

— Разве о храбрости свидетельствуют только раны?!

— Или военная добыча. Только добычи я тоже почему-то не вижу.

На сей раз Елизавета столь же придирчиво осмотрела лужок, посреди которого восставал отрок, словно и впрямь рассчитывала увидеть там подводу с трофеями или гурьбу пленников. А не увидев их, изобразила на лице такое томное разочарование, словно все те дни, которые Радомир провел в боевом стане великого князя, она только и жила надеждой наконец-то узреть его окровавленные раны.

— Да ее и не может быть, добычи этой, — упавшим голосом объяснил Волхвич.

— Это без добычи не может быть настоящего воина, — парировала княжна. — А добыча — она всегда есть, на всяком поле битвы.

— Потому что так тебе сказал Эймунд… — язвительно заметил Радомир.