Жрецы (Человек и боги - 2)

Феоктиста выбежала на волю. Велела попавшейся под руку дворовой девке ударить в набат и, бледная, испуганная, вошла обратно в горницу.

- Боюсь я их, батюшка... По ночам не сплю. Раньше, бывало, никогда не пели песни, при покойном Филиппе Павловиче, - теперь горланят. И мужики, и парни, и девки - все полным голосом.

Поп усмехнулся:

- Бывает пение сатанинское, а бывает - ангельское...

- У них-то уж подлинно - сатанинское.

- Около мужика испокон века дьявол ходит. Это ничего.

- Останься заночевать у меня... Сам послушай.

Лицо попа просияло; взгляд стал масленым.

- Ой ли? - усмехнулся он. - Ну-ка, сбегай еще в виноградник. Принеси!

Послышалось железо набата, голоса на дворе, какой-то свист, крик. Феоктиста, выйдя с кружкой из соседней комнаты, дрожащим голосом проговорила:

- Оставайся!.. Не уезжай!..

Отец Иван опять перекрестился, понюхал кружку с вином и залпом:

- Благословенна ты в женах! Останусь!

Обтер пухлые губы рукавом, прищурив глаза от удовольствия.

Со двора забарабанили в окно. Феоктиста затряслась, толкнула попа:

- Зовут. Иди, иди скорее!

Отец Иван подтянул вервие, став еще тоньше, откашлялся, приосанился, взял крест и Евангелие и, легко, вихляя на ходу задом, шмыгнул во двор. Встретилась там дородная, красивая дворовая девка, бойкая и веселая, из осиротевших гаремных девиц.

- Народ требует.

- Ладно. Веди! Токмо на грех не наведи... Как тебя зовут-то?

- Анна.

- Скучаешь, чай, о барине?

Девушка захихикала. Поп воровски оглянулся на Феоктистины окна. Убедившись, что она не смотрит, он изловчился и сбоку незаметно ущипнул девицу. Та хлопнула его по руке.

На широкой площадке перед воротами гудела толпа. Около распряженной телеги суетились дворовые девушки, устилали ее ковром, а на ковер втащили ведро со "святой водой" и положили рядом с ним большую кисть из конского волоса.

Увидев священника, толпа вдруг притихла.

Поп, не глядя ни на кого, важно проследовал к телеге. Народу было много. Окружили его. Не видать ничего попу. Тогда, не долго думая, отец Иван забрался на телегу и провозгласил:

- Мир вам, православные христьяне!

Мужики переглянулись, почесали затылки, стали разглаживать бороды - и ни слова в ответ попу. Отец Иван, влюбленный в свое красноречие, приготовился слушать сам себя. Большие надежды возлагал он на витиеватость речей, и теперь, мало заботясь о смысле того, что он будет говорить, начал:

- О возлюбленные христьяне! Жизнь ваша тогда лишь будет проходить правильно, егда вы будете проводить ее в приуготовлении к вечности. Чем более вы презираете мысль о смерти телесной, тем ближе к вам состояние смерти духовной... Почто убивать себя в горестных заботах о земном?! Почто скорбеть о погибших и скончавшихся?! Помышляйте день страшный и плачьтесь о деяниях своих лукавых!

В толпе поднялся ропот и затем раздались какие-то выкрики женщин. Попу трудно стало говорить. Он благословил толпу крестом и почти закричал:

- Братие! Что видим мы? Убивства, грабления святых апостольских церквей?..

Зычный голос из толпы оборвал речь отца Ивана:

- Богатый, - выходит: здравствуй! А бедный - прощай, о гробе думай! Так, что ли?!

Попа Макеева трудно было смутить. Он привык "к злоязычию богомольцев". Не первый раз!

- Упражняйся в воздержании языка, сын мой! Отгоняй от себя блудные помыслы и мятежи!.. - метнул он грозный взгляд в сторону кричавшего.

Опять тот же голос:

- Оранский монах звал к мятежам и убийству против мордвы... А ты?!.

Бешено загалдели рыхловские. Поднялся визг и плач женщин.

- Выходи-ка сюда! А ну, кто там мутит православных?! - завопил поп угрожающе.

К телеге через толпу протискался высокий, без шапки, с растрепанными волосами и бородой бобыль Семен Трифонов.

- Я сказал! - дерзко крикнул он. Недолго думая, вскочил на телегу и, обращаясь к попу Ивану, возмущенным голосом произнес:

- Монах повел их, дураков... - он указал на толпу крестьян, - бить мордву... Он обманул их, косматый демон, и они пролили попусту свою и мордовскую кровь! За что?! Скажи, за что?! За что стали сиротами невинные малютки? За что бабы овдовели?.. Кто их будет теперь кормить?! Кто будет теперь о злосчастных заботиться?! Холода и голода у мужика и так полны амбары, пыль в них да копоть - нечего лопать, а ты нам о царстве небесном толкуешь?! Отвечай миру!.. Отвечай миру!.. Отвечай - за что погубили народ?!

Семен Трифонов со всею силою сжал руку попа, в которой тот держал крест. Глаза Семена были красны, лицо все перекосилось от гнева. Поп побледнел, пригнулся. Женщины завыли еще сильнее. Мужики стали грозить попу кулаками. Полезли к телеге.

- Православные христьяне!.. - завопил поп визгливо. - Опомнитесь!.. Что вы творите?!

Семен Трифонов подхватил его обеими руками под мышки и сбросил с телеги наземь.

Став на место попа, сам он громогласно обратился к рыхловским: