Жрецы (Человек и боги - 2)

Отцу Ивану казалось, что он проявляет великую снисходительность, беззаботность и нерадение в отношении надзора за мордвою. Многое он оставляет без внимания, выказывая непостижимое и зазорное для других попов бескорыстие. В этом убеждении сильно подкрепляла его попадья Хиония Андреевна, которая постоянно укоряла мужа, что он мало берет, и уверяла, что они скоро пойдут по миру. Между тем близится рождество - самое удобное время для сбора денег на церковную необходимость.

Перед рождеством отец Иван позвал к себе попадью и сказал:

- Любезная моя Хиония, супруга наша и матерь детей моих, звезда пресветлая, на склоне моих лет предо мною блистающая! Думал я, сидел-думал и придумал: не служба попа православного кормит, а место. Служба убогая наша есть, мало кого привлекающая, и место сие такое, в коем никакие законы плодов не приносят. Живем мы в глухих языческих местах, в противности всяким указам являющихся, о чем и сам губернатор мордву уведомил на предмет неприятия от нее жалоб и писем и прочего подобного. Сами же новокрещенцы и язычники совести не имут и о попе своем никогда не сострадают и на своем коште его держать не хотят. А духовная архиерейская власть склонна пребольшое иметь число христиан, денег же платить не хочет, обрекает попов на прожитие доброхотными подаяниями невесть от кого.

Хиония прослезилась. Обругала нехорошо мордву, еще хуже того Синод и совсем неподобающе - епископа Сеченова, требующего окрестить в короткий срок всю терюханскую мордву и угрожающего жестоким наказанием "за нерадивость в апостольских делах" ее мужу - отцу Ивану.

- Да будет так, - сказала Хиония, - в канун рождества и пойдем. Откладывать не след.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Рождество подкатилось незаметно, и вот Иван Макеев двинулся с женой, сыном и причтом в село Большое Сескино собирать с новокрещенцев, с русских мужиков и с мордвы языческой деньги, скот и овчины, а буде что подвернется иное - также и то. Жена возмечтала о холстах, о пряже, о льне и шерсти.

Вечер был ясный, морозный - приятно поскрипывали полозья. В розвальнях сидели: на одних - дьякон, на других - пономарь (кроме попа с семейством).

Около каждого дома сани останавливались. Сначала вылезал сам отец Иван, затем Хиония, затем восставал со своего седалища тяжеловесный, угрюмый дьякон, тяжело дыша и читая про себя молитвы. Все они барабанили сперва в дверь, потом в окно.

Дальше шло разно. Где встречали их низкими поклонами и сами несли дань, где притворялись спящими, а поднявшись с ложа, начинали всячески отговариваться.

Выходя из домов, где не подавали, отец Иван пылал негодованием и, угрожая, ругался матерно, а из других выходил веселый, легко, с молитвой на устах.

- Что, мы одни, что ли? - говорил он дьякону, заботливо укладывая добро в сани. - У чувашей в Ядрине премного обильнее и согласнее одаривают духовных отцов и то, говорят, мало. Сам поп Михаил жаловался. Не хватает. А мы здесь живем, яко отрекшиеся, либо преподобные какие великомученики. Будет, потерпели, пора, пора и нам подумать о себе.

Дьякон поддакивал:

- Кого, батюшка, черт рогами не пырял! Не найти такого человека на свете. И-и-их, господи!

Пономарь, как "малый чин", был постоянно в обиде на батюшку и на дьякона, он упорно молчал. Отец Иван, заметив это, тихо многообещающим голосом произнес, глядя на него презрительно:

- Всем хватит! - И добавил: - Мордва - народ самостоятельный.

Отец Иван был на слово находчив и умел утешить человека. К тому же был он и начитанный человек и красноречив. Когда в одном доме ему глава семейства сказал с упреком: "Ведь мы не от лености, а от трудов своих добро копим", - Иван Макеев собрал всю семью сего новокрещенца и произнес перед ними чувствительную речь:

- Труд - святое дело, поэтому бог наложил на человека труд не в наказание или мучение, но для вразумления и научения его. Если бедный, работный человек и спит, и ест, то с большим удовольствием, нежели богатый. Адам, когда жил без трудов, был изгнан из рая... Не будем же кичиться трудом, пренебрегать работою, потому что от них мы получаем еще прежде царствия небесного величайшую награду - сопровождающее их удовольствие, и не только удовольствие, но что еще важнее - цветущее здоровье. Богатых, кроме лишения этого удовольствия, постигают многие болезни, а бедные не впадают в руки врачей... Бедность - сокровище некрадомое, жезл несокрушимый, приобретение неутратимое, убежище безопасное...

Говорил он долго, а уходя, захватил с собою полведра меда и банку соленых грибов, за что благословил крестом и удостоил приложения к собственной руке обильное чадами семейство.

В одном доме, как ни старался поп Макеев проникнуть внутрь, - его не пустили. Дом этот стоял на самой окраине села и принадлежал новокрещенцу мордвину Несмеянке, Васильеву сыну, Кривову.