Жрецы и фараоны. Сны

Последней фразой Соломонович дал понять собеседнику, что разговор окончен. Мужчина так же мягко и проворно вышел из авто и скрылся в толпе прохожих. Вот так обыденно и банально был подписан смертный приговор человеку, случайно оказавшемуся не в том месте и не в то время. Про себя интриган решил, что вначале Андрей, затем его отец, а уж на закуску – этот бывший охранник со всей семьей – он никогда и никому не прощал, ибо сие противоречило как внутренним убеждениям Соломоновича, так и официальной концепции организации, во благо которой трудился этот герой. Концепция была взята из Ветхого Завета и гласила: «око за око, зуб за зуб». Прибыв на рабочее место, Соломонович направился в приемную к Иезуиту. Самого еще не было на месте. Попросив секретаря сообщить ему о появлении шефа, старый интриган медленно побрел в свой кабинет. В кабинете, включив новостной канал и плюхнувшись в кресло, Соломонович что-то рисовал карандашом на листке бумаги. Какое-то время, позанимавшись бесцельным творчеством, хозяин кабинета скомкал разрисованный лист и выбросил его в корзину. Затем, достав телефон, набрал номер Абрамовича:

– Здравствуй, – просто сказал Соломонович.

– И ты будь здоров, – ответил в тон собеседник. – По делу или так? Хотя ты просто так не звонишь. Свободен буду часа три, так что не теряй времени. Жду.

Соломонович улыбнулся. Дед всегда был позером: подобные ответы первого лица уважаемого ведомства заставляли услышавшего чувствовать себя маленьким беспомощным существом, просчитанным и раздетым донага аналитическими способностями ведомства. Беда в том, что Абрамович часто забывал, кого и когда он уже удивлял своей находчивостью, а, как известно, шутка, произнесенная дважды, перестает быть шуткой. Соломонович слышал ее, по крайней мере, раз двадцать. Не дождавшись шефа, интриган поднялся из кресла и, не выключая телевизор, покинул кабинет. Уже подъезжая к вотчине Абрамовича, Соломонович перезвонил ему с предложением перекусить в одном из соседних с конторой ресторанов. Старик согласился. Прибыв в назначенное место несколько раньше своего старшего и по официальному званию, и по возрасту товарища, интриган, не открывая меню, сделал заказ:

– Приготовьте блинов и принесите отдельно осетровой и кетовой икры, нарезанный дольками лимон… Да, и очень холодной водки. А пока коллега задерживается, сварите-ка мне кофе с кардамоном по-турецки.

Абрамович, несмотря на свое ой какое не маленькое состояние, был по природе скупым человеком. Врожденная жадность и государственный пост, занимаемый им долгое время, сыграли со стариком злую шутку: он экономил даже на собственном желудке. Большое количество зависимых людей лезли из кожи вон, дабы угодить патрону, а учитывая уровень коррупции в стране, им это удавалось почти всегда, при этом чем больше получал шеф, тем больше слышали подчиненные его песню о бедном и несчастном руководителе. А чтобы его пение воспринималось зависимыми от него людьми серьезно, время от времени устраивались показательные «порки»: выбранную жертву начинали преследовать всяческие неприятности (угнан автомобиль, начато служебное расследование по факту растраты бюджетных средств, супруг или супруга провинившегося получали фотографии своей половинки в объятиях любовника или любовницы, у детей начинались проблемы с отчислением из вуза за неуспеваемость и т. д.). Одним словом, Абрамович создал для себя удобную среду обитания: на отдых он ездил за чужой счет, одевался, ел, строился и лечился тоже за счет «благодарных» подчиненных. При этом очень любил и ценил комфорт. Более того, его по праву можно было назвать гурманом, так как разбирался он во всяческих изысках с опытностью бывалого ювелира, понимающего толк в дорогих побрякушках. Зная все слабости старика, Соломонович бил в десятку: блины с икрой, которую можно есть ложкой плюс самая дорогая в стране водка, производимая в ограниченных количествах и стоящая как коньяк двадцатилетней выдержки, всегда сражали Абрамовича наповал. Вот и в этот раз гость пришел на встречу облизываясь, предвкушая дармовое угощение. Соломонович, хоть и сам не славился особой щедростью, но умел делать широкие жесты. И жесты эти всегда были продуктом холодного расчета, а не результатом душевного порыва. Встречая старшего товарища, Соломонович поднялся из-за стола и протокольно обнял собеседника:

– Давненько мы не трапезничали да не болтали о делах наших скорбных, – по-стариковски заявил Абрамович.

– Да уж, все труды праведные, – ответил Соломонович и после небольшой паузы добавил: – И неправедные тоже.

Оба беззвучно засмеялись.

– Как внучка, как дочка, как сам? – протокола ради поинтересовался Соломонович.