«С годами, по мере старения первопоселенцев, отнявших у арабов их землю, «еврейский труд» на ней постепенно перестал применяться. На востоке и западе, на севере и на юге, на полях и в огородах сажали, пололи, собирали и молотили арабы. Целые семьи — мужчины, женщины, молодёжь, малые дети. Они работали на тех, кто ехал сюда с сионистскими песнями, в которых были такие слова: «Мы пришли на эту землю, чтобы переделать её и чтобы она переделала нас» или: «Труд — наша жизнь, наше спасение от всех болезней».
* * *
«Я проехался по этим местам с кинокамерой, снимал на плёнку поля евреев-землевладельцев, где за кусок хлеба гнут спину арабы, в том числе малые дети. Снимал и добротные дома еврейских колонистов, их сытые, довольные лица. Все они твердили в один голос: их право на эти земли никто не смеет оспаривать.
— Они выгнали нас силой, — сказал этот феллах. — Мы потеряли своих верблюдов, наши сады проутюжены бульдозерами, а бахчи и посевы конфискованы. Нас лишили человеческой жизни. Нам выдают только 8 килограммов хлеба в месяц. У нас просто нет сил сопротивляться, мы погибаем».
* * *
«Начали операцию танки, окружившие холм, на котором лежала деревня. За танками двигалась бригада парашютистов. Десантники блокировали дома. Несколько человек с автоматами наизготовку оставались у дверей и окон, а один врывался внутрь и выгонял обитателей. Потом под дом подкладывали взрывчатку и взрывали его. Так уничтожили сорок домов».
* * *
«Однажды мы ехали на патрульном джипе пограничной охраны. Начальником патруля был спесивый капитан с короткими жёсткими усами. Кое-где дорога, петляющая среди холмов и высот Хеброна, была заминирована. За день до этого здесь подорвался израильский бронетранспортёр. Мы часто останавливались и допрашивали встречавшихся феллахов и пастухов (разумеется, никто из них ничего не видел!). Вдруг капитан приказал остановиться: на камне у обочины сидел мальчик лет двенадцати. Его лицо было настолько изуродовано шрамами и рубцами, что он не мог даже как следует раскрыть рот, чтобы назвать своё имя.
— Сейчас мы проверим, есть ли здесь мины, — сказал мне капитан на иврите.
А потом, уже по-арабски, приказал мальчику идти к вершине холма. Мы оцепенели. Мальчик прошёл около 15 метров, и тут капитан позвал его назад:
— Всё ясно. Йалла, имши мин хун[13]
, — и отпустил мальчика».Гитлеровцы во время войны с нами тоже проверяли подобным образом наличие мин на полях и дорогах, по которым они собирались двигаться.