Жрица

— И что делать? — Сапсан спешивается и подходит к нам, держа лошадь под уздцы. Они глядят на Тумана, и я бы могла перевести дух, если бы он не смотрел на меня. Демоны.

— Что это за болезнь? — спрашивает Волк, я качаю головой:

— Идет по воздуху, больше ничего не знаю.

— Я могу быть болен? — хладнокровно произносит он, будучи единственным подошедшим к воротам. Я снова качаю головой. Тела были далеко, никто не пытался покинуть город, выйти за стены.

— Ты можешь их спасти? — тихо говорит Рутил. — Как тогда детей.

— Всех? — я обнимаю себя руками и опять качаю головой. Никого.

— Так что станем делать? — переспрашивает Сапсан.

— В обход. Отойдем подальше и переночуем, — решает Туман. — Давай на коня, Жрица.

Я не знаю, как им объяснить, почему нельзя просто уйти. Она прямо там, за воротами, и у меня перед нею долг. Я должна людям, которых она забрала просто так, посчитав это забавным. Нельзя просто оставить их гнить.

— Идите в обход, — я указываю в сторону рукой, а сама делаю широкий шаг вперед. — Встретимся у противоположных ворот.

— Что ты задумала? — Туман загораживает мне путь.

— Нужно очистить улицы, — более я не хочу говорить, но, видя его решимость, приходится добавить: — Все хорошо, Волк. Она не возьмет меня.

— Она? — переспрашивает Туман.

— Смерть, — произносит Сапсан вместо меня, и на секунду становится чуть легче. Он слышал, когда я рассказывала, он понимает. — Но одну я тебя не пущу, — Сапсан говорит непреклонно, очень непохоже на него. Верный клятве, которая мне совсем не нужна.

— Вам не зачем идти туда, — не зная, как убедить их в том, что нет нужды стеречь меня, я стараюсь достучаться до их инстинктов. Хаасы, как и все звери, не рискуют понапрасну. — Там еще опасно.

— А тебя это не убьет? — настойчиво уточняет Туман и, осознав, что ни одного из них мне не разуверить, я смотрю на молчащего Рутила, надеясь на помощь.

— Дашь нам поговорить? — откликается он, догадавшись вмешаться. Я киваю и отхожу к коню, глажу его бок и свой, повязка кажется сырой, вероятно, выступило немного крови, но мои мысли сосредоточены на другом. Хватит ли огня? Хватит ли сил? Придется пройти весь город насквозь, так хватит ли во мне храбрости смотреть на все эти тела? Я мысленно обращаюсь к Кале, и она тут же откликается, мерещится поступь ее когтистых лап, лобастая твердая голова, упирающаяся живот. Это все, что мне доступно, только воображение и воспоминания. Кала всегда должна оставаться с девочками и только в крайнем случае — со мной.

Вздохнув, отталкиваюсь от коня и оборачиваюсь к хаасам. Они еще тихо обсуждают, стоит ли отпустить или сопровождать. Я ощущаю усталость от царящих среди нас недоверия, агрессии и непонимания. Сапсан, отчаянно старающийся сдружиться со мной, чтобы найти ответы на все вопросы о Богах, Рутил, отчего-то не сумевший выбрать сторону, и затаивший зло и благодарность Туман, связанный обязательством перед вождем и невнятным чувством вины, да я. С Ардаром было так же, но тогда со мной были девочки и несколько лет в запасе.

Туман смотрит на меня, я — на него и чувствую Смерть за спиной. Она тянет руку поверх моего плеча и указывает на хаасов открытой ладонью. Предлагает забрать и их, освободить меня, призывает заключить сделку.

— Решай, Волк, — требую я, стараясь не выдать волнения. — Она ждет.

— Иди, — коротко отвечает Туман.

Хорошо. Ладно. Я прохожу мимо них, а Смерть все так же ощущается за спиной. Толкнув створку ворот, проскальзываю в проем и замираю. Слишком много трупов.

Я складываю руки, ладонь к ладони, закрываю глаза. Из центра груди пробегают пламенные волны, расходятся к плечам, стекают по венам и выходят из пальцев. Воздух накаляется вокруг, становится горячее и горячее, меня бросает в жар, и только тогда я, дважды располосовав палец о ближайшее острие, дожидаюсь, пока сорвутся несколько капель вниз. Кровь испаряется быстрее, чем касается почвы, и, расправив ладони, разведя их в стороны, я отправляю огонь по ветру. Тела становятся прахом, болезнь выжигается, я не сгораю. Медленно, шаг за шагом, иду по главной дороге, стараясь не смотреть на мертвых, но не получается. Смерть не жалела их, они страдали и замерли с мукой на лице, каждый из них, весь город, от новорожденных до стариков, не осталось даже живой скотины и домашнего зверя. Я не сжимаю пальцев, не опускаю рук, злость придает мне сил, поддерживает огонь. Смерть больше не хохочет, просто стоит передо мной куда бы я не повернула, и молчит. Меня не сломить тишиной и образом. Трижды я оступаюсь и едва не падаю от того, что не вижу ничего, кроме Смерти и тел, вокруг. Но, когда после нескольких часов я различаю ворота, через которые должна выйти, мне становится стократ тяжелее. Она будто давит на плечи, сжимает грудь и шею, стоя за спиной, она говорит: «Ты устала, ты хочешь покоя», — ласково, добро, обманчиво; я не отвечаю, я иду. Все так, но не сейчас. Ты могла меня забрать…