Жрица

Кала ничего не отвечает, и я касаюсь земли ладонью, напрягаясь. Запретная и опасная территория очень близко, если меня невозможно услышать сейчас, я не зайду, даже шага в ту сторону не сделаю.

«Кала…»

Она ворчит. У меня вырывается вздох. Все в порядке.

«Иначе нельзя. Останься с ними».

«Там не смогу прийти», — отвечает она, будто это не очевидно.

«Даже если услышишь, оставайся с ними».

Кала нехотя соглашается. Я не требую с нее обещаний, ни к чему, я не позову. На душе не становится легче, несмотря на относительно простой разговор, потому что завтра все равно умирать.

В последнюю ночь Рутил тихо заводит песни, которые давно не поет, и убаюкивает меня, а утром Туман будит всех на рассвете.

— Лишнего не берем, — решает он, вытаскивая из сумок пустые фляги, грязную сменную одежду и прочее.

— Оружие куда? — спрашивает Сапсан. — И остальное?

— Закопаем, вернемся — заберем, — оптимистично произносит Туман, почему-то смотря на меня. Как и всегда после долгих и вспыльчивых речей, больше похожих на истерики, я спокойна и пуста. Меня не трогают его взгляды или слова.

Рутил роет яму, куда мы складываем пожитки, оставляя при себе достаточно оружия, мне отдают три клинка, два из которых я прячу в сапоги, а один в ножнах — за пояс, воды и еды на несколько дней. Ни одеял, ни подкладок не берем. Сапсан отказывается оставлять свои заметки, но они легкие, не тяготят. После Туман выпрямляется и ждет, когда все будут готовы. Я мешкаю, медлю, а потом, выругавшись сквозь зубы, тоже поднимаюсь и смотрю прямо в чернеющий лес.

Границу тихих земель я чувствую кожей, солнце здесь греет иначе, и тишина, наступившая резко и необратимо, на мгновение пугает. Не слышно птиц, другого зверья, ниады всех сожрали. Мы держимся близко друг к другу, ступая след в след, стараясь не издавать звуков. Я остро чувствую каждый брошенный на меня взгляд, каждый шорох веток и опадающей листвы. Дважды мы проходим через ручьи, и на третий раз Туман останавливается, чтобы набрать воды. Место удачное, вроде неглубокого оврага, нас сразу не заметить. Я сажусь, держа наготове нож, но осознавая, что это тщетно. Что может мое лезвие длиной с ладонь против клыков ниад?

Туман тянет меня вниз, резко дернув за руку. Он прижимает мою голову к мокрой земле. Мне не нужно видеть, чтобы понимать. Я даже не дышу, сердце бьется так сильно, что его должно быть слышно на метры вокруг. Щека и грудь в распахнутой куртке мокрые и холодные, как и нож во вспотевшей руке. Я вся слух. Я оголенный нерв. Я должна выжить.

В мерных звуках леса различим легких шорох шагов. Как такой тяжелый и громоздкий зверь может быть таким тихим? Сколько их? Чуют ли они кровавый бинт на моей ладони?

— Бегом! Бегом! Бегом! — Туман тянет меня за руку вверх, толкает вперед, и я срываюсь с места, не оглядываюсь. Достаточно одного ниада, чтобы мы все погибли. Слева мелькает тень, и он выпрыгивает, приземляясь прямо передо мной. Я вспахиваю землю пятками, пытаясь затормозить, падаю, поднимаюсь и бегу в другую сторону. Дороги не разобрать, только деревья. Я слышу, как он настигает меня большими прыжками и, снова промахнувшись, приземляется чуть левее. Впопыхах метаю нож и не оглядываясь бегу прочь от него. Я скольжу по мху, увернувшись от удара лапой, и снова бегу. Мелькают деревья, ниад, взвыв, прыжком валит одно из них, заставляя меня пригнуться и опять повернуть. Я даже ножа достать не могу, для этого нужно остановиться, а нельзя, нельзя, никак нельзя. Он валит еще одно дерево, преграждая дорогу, и, снова упав, я вижу его жуткую морду, оскал, клыки и глаза, белесые, как у Калы. Он издает странный звук, утробное сытое рычание. С зубов капает красная как кровь жижа, будто уже сожрал кого-то. Демоны, как мне страшно.

— Прочь, — шепчу я на древнем языке, который понимает Кала. Ниады созданы Богами, как и она, тысячи лет назад. Даже в аду с ними могли говорить.

Он моргает жуткими прозрачными склерами и прижимается к земле, чтобы снова прыгнуть. Я вижу, что рукоять моего ножа торчит из лапы, но ему это не помеха. Он вытаскивает длинный язвенный язык и смахивает кровь с зубов. Я сжимаю кулаки. Мне нельзя умирать.

Он глупый зверь, только охотится, не думает. Я могу его обхитрить. Верчу головой, вокруг деревья с обломанными нижними ветками, камни, мох. Ничего больше. Я вытаскиваю ножи из сапог, по одному в каждую руку.

Хорошо. Ладно. Нужно попытаться.