Жрица голубого огня

Девочка чуть не застонала. Выходит, права была Калтащ – есть все же человек, против которого ей не устоять? За поясом ее меховых штанов вдруг что-то шевельнулось. Аякчан недоуменно запустила туда руку – на ее ладони лежало то маленькое и круглое, что кинула ей Калтащ в междумирье над Великой рекой! Крохотное медное зеркальце, то самое, в котором она должна увидеть своего покорителя, того, кто заставит ее принять судьбу албасы. Она и позабыла вовсе! Аякчан медленно поднесла полированную пластинку к лицу, внутренне готовясь увидеть там лицо Донгар Кайгала, Великого Черного – и возненавидеть его до скончания Дней!

Но в медном зеркальце не было ничего… кроме ее собственного отражения! Она… она сама… Все зависит от нее – и даже виноватым никого не сделаешь!

Аякчан вдруг резко дернули за рукав – она вскинула голову и уставилась в потерянную физиономию Буты.

– А твой… твой приятель… – кузнец замялся, подбирая слово, – камлать будет? – Он ткнул грязным пальцем в Донгаров бубен. – Нельзя ж Ночью-то!

– Он мне не приятель! – мрачно рыкнула Аякан. – А вы, Бута, странный какой-то! Кто ж Ночью-то камлать станет, смешно даже?! Он просто вообразит, что нынче День! – И она стиснула медное зеркальце в ладони так крепко, что его края больно врезались в пальцы.

– Тиха-а! – страшным шепотом просвистел Донгар, хватаясь за бубен и колотушку. – Идут!

Хакмар с тихим шелестом потянул из ножен меч…

«Как – идут?» – в растерянности замерла Аякчан. Но… Она же еще ничего для себя не решила! Она – ученица Храма, она должна подумать, взвесить все последствия, она не может так быстро! Она невольно шагнула к дверям… Фу, глупость какая, будто можно попросить черную женщину зайти как-нибудь попозже! Аякчан остановилась… За дверью слышался шорох и шарканье… многих ног. Черная что, подружек пригласила?

Могучий удар с грохотом обрушился на дверь. Аякчан шарахнулась в темный угол. И без того болтающаяся на одной петле створка отлетела, рухнув внутрь дома. Топоча торбозами, ворвалась встрепанная Ингама.

– Не-е, это еще не Черная! – отпуская рукоять меча, с облегчением пробормотал Хакмар. – Это пока еще припадочная!

Свиток 28 О странных похоронах без покойника

– Доченька! – Ингама с воплем рванула к лежащей у очага дочери. – Родная моя, проснись! Да что ж такое – я тебя спасаю, а ты спишь и спишь, не глядишь на меня… Я соседей привела, и шамана нашего тоже! Тебе помогут, доченька, тебе обязательно помогут, – обнимая спящую девочку, зашептала Ингама.

Деревянные ступеньки тяжело заскрипели под шагами, и, заполняя собой весь дверной проем, возник человек в сделанном из перьев облачении белого шамана. Сразу понятно стало, что это шаман кузнечной слободы – плащ аж топорщился на широченных плечищах. Шагая так, что доски пола прогибались, он направился к очагу. В опустевшем дверном проеме немедленно появились физиономии помянутых Ингамой соседей. Аякчан неприязненно поморщилась. На торчащих из-за дверного косяка лицах было написано любопытство и немножко злости. Но над всем этим господствовал мерцающий в глазах страх. Одуряющий смертный ужас, от которого жалобно кривятся губы, дробно постукивают зубы и дрожат пальцы. Ужас, от которого утрачивают разум, превращаются в скулящих тварей или в скалящихся чудовищ, в котором все человеческое тонет, как в болоте, оставляя вместо людей – безмозглую и бессмысленную стаю, готовую как убивать, так и спасаться бегством.

Белый шаман принял из рук Ингамы расслабленное теплое тело дочери и наклонился над ней, напряженно всматриваясь в ее лицо.

– А этот что же – тоже вообразит, что нынче День? – пробормотал Бута и принялся искать взглядом Аякчан, похоже, считая, что она разбирается в шаманских причудах.

Местный шаман вскинул голову, так что украшавшие его шапку перья прошлись по закопченному бревенчатому потолку, а мрачные темные глаза вперились в кузнеца.

– Нашел время шутки шутить, Бута! Беда в доме твоем, кузнец, беда великая! – голос белого шамана стал мерным и в то же время грозным, как рокот темной волны, накатывающей на обледенелый берег. Он начал раскачиваться из стороны в сторону. – Беда страшная пришла, беда черная, в городе беда, в слободе беда! Метит, метит людей злая сила, семьями забирает, улицами губит… Ночью беда пришла, не Днем, Днем побоялась… – Качания его становились все шире, шире, спящая девочка на его руках то взлетала, то опускалась. – Днем белый шаман кузнечную слободу стережет, Днем белый шаман беду бы за косу поймал да по ветру развеял… – черная тень шамана, похожая на встопорщившуюся птицу, расползлась на все четыре бревенчатые стены, вскарабкалась на потолок и замерла там, горестно нахохлившись, – но беда Ночью прокралась, подлая! – мерный речитатив шамана сорвался на пронзительный визг.