Жрица Изиды

— Что до тебя, Мемнон, — сказал Лентул, — то ты не более, как сообщник заговорщика Гельвидия. Ты ввел в этом городе культ мнимой богини, Изиды египетской, для того чтобы отвратить народ от отечественных богов. Вместе с твоей иерофантидой, женщиной-пифией, ты предавался занятию волшебством. Она предсказывала будущее, исцеляла больных именем злых гениев и накликала чары на своих врагов. Наконец вы оба, так же, как Гельвидий и его жена, отказались принести жертву божественному Августу и ныне царствующему цезарю, правящему миром. За эти преступления мы ожидаем, что консул приговорит вас к наказанию, налагаемому в таких случаях законом. Мы просим, чтобы роковая трирема, принесшая возмущение на берега Италии, была выдана нам; чтобы оружие и сокровища ее поступили в распоряжение императора; чтобы остов проклятого судна, отягченный кознями и злодеяниями, был разломан на куски и сожжен на морском берегу в присутствии муниципалитета Помпеи.

Гельвидий встал и опроверг по пунктам обвинения Лентула, за исключением обвинения в отказе совершить жертвоприношение цезарю, которое он обошел молчанием. Он закончил следующими словами, бесстрашно подтверждающими его мысль, его намерения и надежды:

— Я не боролся против цезаря, я защищал свободу городов и их древние традиции. Города существуют для того, чтобы создавать избранное общество свободных людей, воспитывающих в народе свободу и достоинство. Ныне, вследствие трусости, лжи, пороков и подкупности, вы являетесь не более как рабами цезаря или черни. Мы же, посвященные, работаем для создания такого порядка вещей, при котором городские должности будут распределяться сообразно с душевными качествами, и даем пример этого в наших гетериях, где все души свободны, но каждая действует сообразно со своим положением. Ради этой божественной мечты, ради вечной истины мы одинаково готовы и жить, и умереть.

— Ты хотел быть царем! — крикнул Лентул.

— Да, царем по духу! — звенящим и гордым голосом произнес обвиняемый.

За ним поднялся Мемнон и произнес торжественно и серьезно:

— Я не знаю, виновны ли мы по законам империи и римской религии, но мы невиновны по законам божественным, начертанным в каждой чистой совести. Мы утверждаем только ту истину, которая обнаруживается нам в глубинах сознания и на вершинах мышления. Эта вечная истина более всех скрыта от толпы, но она самая старая в мире. Она была истиной посвященных во все времена. Она угадывается воодушевлением, завоевывается жертвами, доказывается действием. Порядок, который мы хотим установить на земле, есть лишь отражение верховной иерархии, царящей в силах видимой вселенной и в мире духов, в который мы проникаем. Мы идем к веку, когда боги будут пониматься в самом существе своем и сольются в свете Изиды, которая есть Душа Мира.

— Говоря таким образом, — прервал его Омбриций, — ты кощунствуешь против государственных богов и подтверждаешь свою виновность.

Мемнон продолжал:

— Было время, когда ты, говорящий с столь высокого места, сам устал от самого себя и от этих каменных и бронзовых богов, которых деспотизм превратил в свое послушное орудие. Ты пришел к нам полный жажды к истине и надежды на свет. Тогда ты называл нас своими учителями, Омбриций Руф. Сегодня ты хочешь судить нас и приговариваешь себя к темнице угрызений, которые душат тебя. Ибо не мы боимся тебя, а ты трепещешь перед нами. Некогда мы заставляли живых богов говорить перед тобою — Духа, одетого светом и огнем. Посмеешь ли ты сказать, что не видел его? Посмеешь ли утверждать перед лицом этого народа, что не верил в стоящую здесь иерофантиду и что она не давала тебе свидетельств истины?

Омбриций сидел с самым жестким и надменным выражением лица, но испытывал невольное волнение при звуке голоса своего бывшего учителя. В первый раз с начала процесса он решился устремить взгляд в глаза Альционы, блестевшие огнем ясновидения. Все видели, что он колеблется.

В эту минуту в толпе произошло движение. Гедония Метелла вышла из храма Августа и показалась в сопровождении жриц. Одетая в пурпуровую столу, с диадемой на лбу и в лиловом газе, окутывающем голову, она встала в центре полукруга, против суда.

— Я являюсь в качестве свидетельницы для подтверждения обвинения, — сказала Гедония. — Месяц тому назад я застала жрицу Альциону на коленях перед мнимой могилой консула Омбриция Руфа. Все могут видеть эту гробницу с именем мнимого усопшего в саду Изиды. Из чувства мести она призывала своих злых гениев, чтобы убить на расстоянии консула, которого она боялась в качестве судьи.

Ропот пробежал по толпе. Альциона встала и звонким, ясным голосом произнесла:

— Нет, никогда! Я просила у Бога не его смерти, а своей. Возле гробницы, воздвигнутой учителями неверному ученику, я предлагала себя в жертву ради его спасения.