Глядя на сбегавшую вниз к подножию цепочку пирамид, мы предположили также, что наш форт являлся еще одним возможным местом для культового сооружения; очевидно Министерство Обороны сравняло все тамошние постройки с землей, прокладывая дорогу к собственному забвению. Тем не менее, я рассказал мисс Морган о виденном мною морском огне, горевшем там в наинизшей точке квадратурного прилива, и мы даже постарались представить: не откроются ли взору желаемые следы, если вода обнажит скрывающиеся под ней скалы. Все это было настолько потрясающе, что миссис Третоуэн пришлось трижды звонить в гонг, прежде чем мы проследовали к обеду. О, этот обед! Даже если миссис Трет полагала, что он станет началом настоящего шабаша по-британски — что не, ее надеждам не суждено было сбыться, ибо после этого мы заснули в своих креслах у камина, как убитые.
Во сне я мечтал. Сейчас уже не вспомнить, о чем именно; но кажется, мне виделся одетый в белое жрец, растворявшийся во мгле… Тут миссис Трет разбудила нас, подбросив дерева в угасающий камин. Мы прошли к утесу, чтобы посмотреть на последние лучи заката. Однако заката в тот вечер не было видно; все вокруг было молчаливо холодным и окрашенным в серовато-стальной цвет. Мы с удовольствием вернулись в дом.
За чаем я рассказал Морган Ле Фэй о моем сне. Мне показалось, что она странно посмотрела на меня в ответ; создавалось впечатление, что она совсем не была удивлена и что все происходило именно так, как она себе представляла, может быть, даже лучше. Она молча поднялась и покинула комнату. Вернулась она, неся кожаный саквояж; открыв его, она вынула из него большой кристалл.
— Не хотите взглянуть? — спросила она, протянув мне кристалл.
Для своего размера он казался весьма тяжелым, и мне пришлось упереться локтями в колени, чтобы выдержать его вес; я заглянул в самое сердце кристалла — туда, где странными бликами отражались странные языки огня.
Он был холоден, как лед, когда я впервые взял его в руки; но, по мере того, как он нагревался в моих руках, отблески пламени внутри него разгорались все ярче. Не знаю — может быть, это лишь огонь в камине набирал силу. Но тут я заметил, что неясное золотистое свечение внутри собралось в сверкающую точку, которая начала двигаться у меня на глазах. Впоследствии я понял, что она двигалась в соответствии с ритмом моего дыхания, ибо моя грудь, подымаясь и опускаясь, изменяла угол в локтевом суставе, что влияло на фокус точки внутри сферы. Но в тот момент для меня это не было очевидным, и я завороженно наблюдал за движением огненной искры, убежденный в том, что воочию наблюдаю некий психический феномен. Мой опыт подсказывал, что все встречавшиеся мне ранее объективные природные феномены имели естественное объяснение — сейчас же внутренность кристалла представляла собой настоящее царство волшебства.
Как бы там ни было, но эта движущаяся искорка света самым настоящим образом загипнотизировала меня — думаю, Морган Ле Фэй вполне это предполагала — и теплое золотое сияние внутри кристалла все ширилось и углублялось, пока не окутало меня облачком золотистого сияния; и тут, сквозь сверкающую мглу, до меня донесся голос Жрицы Моря, вопрошающий и приказывающий.
Я поведал ей обо всем, что видел. А видел я длинную цепь холмов и пирамиды, попарно стоявшие на их вершинах, — белые пирамиды, сиявшие холодным лунным пламенем. Здесь, на месте нынешнего форта, стоял каменный дворец, чьи древние очертания напоминали дворцы Кноссы; а там, на вдававшемся в море пятачке земной тверди, было широкое ровное место с выступом, на котором они жгли свои морские костры в наинизшей точке отлива, — а когда начинался прилив, волны подхватывали огонь, унося его с собою. Все было так, как я видел это в своих снах. И костры складывались из ароматного дерева, и земля приносила жертвы и поклонялась морю, ибо море всегда старше. Вокруг мерцавшего костра полукругом стояли бритоголовые жрецы, на белых одеждах которых сверкали золотые пояса, — они ждали, когда первая длинная волна прилива слизнет огонь; и как только пылающие сучья с шипением погружались в воду, жрецы подхватывали хвалебный гимн морю в знак примирения воды и суши и обращались к морю с просьбой о том, чтобы оно не забывало — и им правит Луна, и ему также следует проявлять покорность. Они славили море как самое старшее из когда либо созданных существ, как мать всего живущего, чей возраст превышал даже возраст вздымавшихся вокруг холмов. Но они также просили море помнить, что источником магнетической жизни являлась Луна, и что именно лунный отсвет на поверхности волн дал жизнь всему сущему, ибо само море не имеет формы, и лишь магнетическая Луна придает форму жизни морским водам.
Проговорив все это, я, заморгав, очнулся; взяв из моих рук кристалл, Морган Ле Фэй сказала, что на сегодня достаточно. Но единожды увидев это, я так и не смог забыть увиденное; впоследствии мне не составляло труда мысленно вернуться в ушедшие времена, воссоздавая исчезнувшую жизнь и наблюдая ее вокруг себя.