Жучье время

– Да что угодно! Можно заграницу отправить учиться. Ту же долю в своём бизнесе могу дать. Недвижимость в любой точке мира. Если нужно, и мужика твоего вылечим от алкоголизма. Ты не понимаешь, это же шанс? Даже не для тебя, а для твоих детей и мужа?

– А для Валеры, мужа Ленки? Или шансы только для живых?

– Этого даже я, со своими миллиардами, изменить не смогу… – Георгий стал теребить переносицу и делать вид, что одновременно защипало в носу и в глаза попали соринки. На самом деле ему не хотелось, чтобы Катя видела его непроизвольно выступающие, слёзы.

– Но ты ведь мог изменить. Это ж ты его убил.

Георгий ничего не отвел. Просто смотрел на бывшую жену, как барашек на мясника перед забоем. Катя же глядела на него с нескрываемым злорадством. Поправила седую прядь волос и выпалила:

– Ты деньги в пакете отдал, в котором я Ленке сама лекарства передавала для родителей. Пакет из финской Призмы, помнишь?

– Значит, по пакету я чуть не спалился… Почему сразу не сказала?

– Надеялась, что ошибаюсь! Точнее очень хотела ошибиться. Но когда ты стал даже из больницы Ленку и родителей опекать, будто откупаясь от чего-то. Будто виноват был лично перед ними!

– Я его убил, потому что иначе никак. Нас бы всей семьёй закопали. Я выбрал. И жил с этим с этим до сих пор.

– После инфаркта тебя переклинило?

– Да… Чего-то вдруг надорвалось. Не могу всё в себе держать. 26 лет мог, и всё.

– Значит, время пришло! – Катя вдруг заёрзала на стуле, будто пытаясь нащупать опору. – Ты ведь прав насчёт говна!

– Не понял… – Георгий инстинктивно отодвинулся от Кати.

– Ты тупой? Я аборт на четвёртом месяце сделала от тебя.

– Как?.. Зачем?.. – у Георгия сильно закололо слева.

– Дура была. Вот тогда представляла: иду я с коляской. А рядом со мной – моя сестра, чьего мужа ты убил. Рядом мои родители, чьего зятя ты убил. И я иду. С ребёнком от убийцы.

– Ты бредишь? – у Георгия на лбу выступила испарина.

– Нет… Я сама жалею, честно. Очень жалею! Но в тот момент я по-другому сделать не могла.

– И кому ты хорошо сделала?

– Никому на самом деле.

– А зачем мне сказала? Вот именно сейчас?

– Ты ко мне сам пришёл. Этот разговор зачем-то начал. Я всех давно похоронила и забыла. Так нет! Тебе ж захотелось поиграться на старости лет. Всех дотянуть до твоего благородства и понимания справедливости. Так?

– Никого я тянуть не собирался. Знал бы, куда разговор выведет, не пришёл бы!

– А ты хотел вот так, на белом коне, через 26 лет припереться и причинить добро. И ещё и оскорбится, когда тебе отказывают.

– Отказываешь? Значит не простила и не забыла. И это я понимаю. Но я говорю о твоей семье. Я тебя просто, по-человечески спрашиваю: готова принять от меня помощь не для себя, а для мужа, сына и дочери?

– Честно? Нет! Ты можешь сам им дать, что хочешь. Но от меня прощения и благодарности не жди! Не от всего возможно откупится деньгами. Да и вообще… пошёл ты к чёртовой матери! И веник свой забери.

Катя швырнула на пол цветы и отвернулась. Георгий, ничего не ответив, вышел.

Всё же он в ней не ошибся: одинаковые они оказались на самом деле! Каждый из них в своей гордой глупости дошёл до крайности. Он всю жизнь доказывал себе, что достоин жить, как хочет. Катя, наоборот: что не имеет права на нормальную жизнь. Он тратил жизнь на власть, бабки и баб. Она – на страдания, опохмел и замазывание синяков.

Гордыня их обоих оказалась одного сорта. Правда с тем нюансом, что Георгия склинило на страдальческом мазохизме последнюю неделю. А Катя наслаждалась процессом саморазрушения все 26 лет. Она купалась в своём горе и безнадёге, и при этом пальцем не пошевелила, чтобы хоть что-то в её жизни поменялось к лучшему.

Проявился бы в её жизни бывший муж или нет, это не отменяло того факта, что любой шанс изменить свою судьбу Катя бы не использовала принципиально. Она заранее приговорила себя и свою семью к вечному страданию.

И что в итоге? А ничего! И Георгий, и Катя оправдывали и жалели только себя, но всегда винили во всём кого-то другого.

Однако… Почему же у Георгия продолжало колоть сердце? Может, Катя права? Ему действительно нужно откупиться, чтобы всё снова вошло в привычную колею? Только кто ж возьмёт этот откуп, когда все, перед кем он себя считает виноватым, или на кладбище или от помощи отказываются?

Решение созрело тут же. Только Георгий сел в свой автомобиль, как Костя получил новый приказ:

– Ты сохранил адрес того мужика на девятке?

Костя сразу понял, о ком идёт речь и, будто ожидая именно этот вопрос шефа, что-то набрал на своём телефоне.

– Его фамилия…

– Не продолжай! – одёрнул его Георгий. – Едем прямо на адрес. Он же в Мшинской живёт?

– Да, Георгий Александрович! Ещё указания будут?

– Приедем на место, скажу! – Георгий скрестил руки и насупился. На самом деле в левом боку сильно кололо. Но тратить время на лекарства и врачей не хотелось. Он надеялся: по дороге само пройдёт.

Около восьми вечера они уже стояли у довольно крепкого деревянного жилища. В доме горел свет. Георгий со свитой охраны постучал в дверь. Она тут же распахнулась и на пороге стоял тот самый водила.