Жуй, глотай

Впрочем, в защиту тщательного пережевывания пищи свидетельствует то обстоятельство, что едок за столом не торопится. Замедленный процесс еды помогает желающим сбросить лишний вес. К тому моменту, когда головной мозг поймет, что желудок наполнился, жевание со скоростью 32 движения в минуту отправит в пищеварительную систему меньше продуктов, чем могло бы туда попасть при скорости пять жеваний в минуту и волчьем аппетите. Но мы же говорим о флетчеровском стиле тщательнейшего пережевывания и имеем в виду не кого-нибудь, а Флетчера. С другой стороны, если мы начнем жевать каждый положенный в рот кусок, скажем, 100 раз, то, как утверждает Фолкс, рискуем получить обратный эффект. Процесс поглощения пищи настолько замедлится, что желудок успеет переправить в кишечник первую порцию еды в то время, когда оставшаяся ее часть еще будет лежать на тарелке. Но и это еще не все. Предположительно, флетчеризация способна настолько затянуть трапезу, что, очистив тарелку и отложив в сторону салфетку, человек может тут же почувствовать желание «поклевать» чего-нибудь снова.

Не говоря уж о том, что половина утра просто пропадает. «И у кого найдется время для всего этого? – воскликнул гастроэнтеролог Джейми Аранда-Мичел, работающий в Mayo Foundation, когда я позвонила ему, чтобы поинтересоваться его мнением о системе Флетчера. – Вы что, собираетесь весь день потратить на завтрак? Да вы же работу потеряете!»

Задолго до того, как исследователи пищеварения получили в свое распоряжение ветеранский стул из эксперимента или возможность попрактиковаться в компьютерной игре с участием Model Guts, в их руки попал Алексис Сент-Мартин (1802–1880). В начале XIX века он был траппером и работал на Американскую пушную компанию в той местности, которая в наши дни стала Мичиганом. В 18 лет его случайно ранили выстрелом в бок. Образовалась фистула – открытое незаживающее отверстие в желудке, зияющее сквозь дыру в мышцах и кожном покрове. Уильям Б'oмонт (1785–1853) – хирург, оперировавший Сент-Мартина – сумел распознать ценность этой раны, которая буквально открывала окно в область желудочной деятельности и таинственного выделения пищеварительных соков, о чем до того момента мало что было известно.

Эксперимент № 1 начался в полдень 1 августа 1825 года. «Сквозь отверстие я вводил в желудок следующие пищевые продукты, каждый из которых был подвешен на шелковой нити: …кусочек хорошо приправленного пряностями, как было принято, мяса; кусочек сырого соленого свиного сала; кусочек нежирной солонины; …кусочек подсохшего хлеба и несколько листочков сырой капусты… затем парень продолжал свою обычную работу по дому».

В первый же день исследований эксперимент Бомонта нанес сокрушительный удар по флетчеризму[66] – за 75 лет до изобретения «великого жевания».

Вот запись врача: «2 часа пополудни. Обнаружил, что капуста, хлеб, свинина и вареная говядина полностью переварены: из того, что было привязано к нитям, не осталось ничего».

Никакого пережевывания не понадобилось[67]. В прежнем виде осталось только сырое мясо.

Бомонт произвел более 100 экспериментов на Сент-Мартине и в конце концов написал книгу, завоевав себе место в истории медицины. Сегодняшние учебники по-прежнему ссылаются на Бомонта – правда, не без преувеличений: в них он зовется «отцом американской физиологии» или даже ее «святым патроном». Хотя, если взглянуть на дело глазами Сент-Мартина, ничего святого или отеческого он по отношению к себе так и не увидел.

Глава пятая На подступах к желудку Кислые отношения Уильяма Бомонта и Алексиса Сент-Мартина

Три известные гравюры изображают Алексиса Сент-Мартина в юности. Я видела их не раз: в биографиях его хирурга Уильяма Бомонта, в книгах, написанных самим Бомонтом, и в журнальных статьях, посвященных этой паре. Но гравюры эти, несмотря на полноту живописных деталей, не дают полного представления об облике этого человека, ибо показывают лишь нижнюю левую часть его грудной клетки и знаменитую фистулу. Во всяком случае, сосковидный выступ бросился мне в глаза прежде, чем я перевела взгляд на глаза Алексиса. Пожалуй, в этом есть смысл, поскольку Бомонт был исследователем, а Сент-Мартин – предметом его изысканий, то есть в большей степени телесной формой, чем личностью. Однако оба они – и врач, и пациент – были знакомы на протяжении 30 лет. И в сумме более 10 из них они жили вместе. Так неужели между ними не возникло привязанности? Какими в действительности были их отношения? Дурно ли обращались с Сент-Мартином и плохо лечили или же роль подопытного оказалась для него приятнейшим делом, о котором можно только мечтать?