Жук на ниточке

— Сейчас объясню.

Сорвала бабушка огурец и мне протягивает. Огурец как огурец. Зелёный, с пупырышками. Аппетитный…

Надкусил я его — и сморщился. Тьфу ты! Хуже всякого лекарства!

— Ну, разобрал, какое горе у огурцов?

— Горькое, бабушка, горькое!

САМЫЕ БЫСТРЫЕ КРЫЛЬЯ

Мы увидели на дороге чёрную птицу с изогнутыми крыльями. Птица неуклюже подпрыгивала, старалась взлететь и не могла.

— Она подшибленная?

— Нет, — сказал Санька.

— Плохо летает?

— Сейчас увидишь.

Птица доковыляла до края дороги. Нырнула в глубокую канаву, как пловец ныряет с вышки.

Распахнулись во время прыжка крылья. Не коснулась птица земли, а вынеслась из канавы. Со свистом сделала полукруг над нами.

Мне почудилось даже, что в воздухе след остался, как от реактивного самолёта.

— Да ведь это стриж!

— Стриж.

— Я знаю: он летает быстрей голубя, быстрей ласточки! Быстрей всех наших птиц!

— Верно.

— А почему же с дороги не мог взлететь?

— Да крылья длинные. Об землю задевают.

НЕ СМЕЙ!

Перед нашим домом, на куче песка, играют самые малые ребятишки. Ну, известно, какие у них игры: лепят куличики, строят что-то из еловых шишек.

Ерунда, в общем.

Только у этих карапузов тоже имеются свои заводилы, свои атаманы. И свои тихони безответные.

Атаманом на песочной куче давно сделался Фёдор. Он ростом побольше. Молчаливый такой, насупленный. И всегда лохматый, будто его не стригут и не причёсывают. А может, он и не позволяет себя причёсывать.

Когда Фёдор что-нибудь возводит на песочной куче, то лучше к нему не приближайся.

А самая безответная, самая тихонькая девчонка, конечно же, соседская Татьяна. Среди ребятишек она — как палец мизинчик. Меньше всех. Слабее всех.

Вдобавок носит очки Татьяна, а в её возрасте это совестно. Вот прилепится Татьяна где-нибудь сбоку, с краешка, старается никому не мешать. И даже если обидят, не ревёт громко — стесняется…

Но сегодня Татьяна победила Фёдора.

Строил Фёдор город на вершине кучи. Глядь — бежит по песку паучок-сенокосец. Обыкновенный паучишко, мелочь. Фёдор поднял свою ногу с чёрной пяткой и собрался этого паука прихлопнуть.

— Не смей! — вдруг крикнула Татьяна. — Что он тебе сделал?

Фёдор так и замер с поднятой ногой. Уж не знаю, что его так ошеломило. Но паучишку он не тронул. И Татьяну не тронул.

Может, вправду задумался — что ему сделали те, которые меньше его и слабей?

КТО В ПОГРЕБЕ?

Кто-то в нашем погребе пьёт молоко.

Поставит бабушка кринку, накроет её блюдечком. Утром приходит — блюдечко сдвинуто, молоко тронуто. Чуть-чуть.

Пьют молоко, но понемножку…

— Дед, — говорит бабушка, — посмотри, кто в наш погреб лазает!

— И смотреть нечего, — отвечает дед. — Никто лазать не может. Затворяй дверь покрепче.

Закрывает бабушка дверь покрепче. Проверяет, нету ли щёлочки. Нигде нет ни дырочки, ни щёлочки, даже труба вытяжная металлической сеткой затянута.

А блюдце опять сдвинуто, молоко опять тронуто.

Кто-то пьёт понемножку.

— Дед, придумай, как вора изловить!

Дедушка подумал-подумал, советует:

— Поставь в погребе черепок, наливай туда молоко. И никто большую посуду не тронет.

Послушалась бабушка, плеснула в черепок молока, поставила в углу на земляной пол. Утром приходит — блюдце не сдвинуто, кринка цела. Зато в черепке молоко исчезло…

Больше не спрашивает бабушка, кто появился в погребе. Подливает в черепок молока, не жалеет. Лишь бы горшки да кринки сохранить! Откупается бабушка от неизвестного грабителя…

Дед мне подмигивает:

— Знаешь кто в погребе? Змея. Только не кусачая, добрая… Называется — уж.

— А зачем ты его молоком поишь?

— Он полезный. Мышей ловит.

— А почему про него бабушке не говоришь?

— Дак она женщина! Скажешь ей — она шибче напугается!

ЁЛКИНО ПЛАТЬЕ

Продираешься через ельник, а молодые ёлочки колются:

— Не трогай нас!

— Подумаешь, тихонечко задел.

— И тихонько не задевай. Мы свою одёжку бережём.

— Да что за одёжка у вас такая особенная?

— Иголки наши зелёные — не листья. Не меняются каждое лето.

— Так что?

— Вот выросла свеженькая еловая лапка, а иголки на ней сменяются только через семь лет.

— Да, это не скоро.

— Вот и приходится беречь!

ВОЙНА С ГРИБАМИ

Едет по лесу телега, подпрыгивает, стучит колёсами по корням.

— Н-но!.. — сердито покрикивает дедушка.

В телеге трясутся новые плетёные корзины. Такие громадные, что я в каждой из них помещусь с головой.

Въезжаем в березняк. Тут просторно, светло. Половина листьев уже осыпалась. А они всё падают и падают… Птица качнёт ветку — и потекли с неё листья.

— Тпр-р-ру!.. — командует дедушка. — Приехали.

У берёзовых корней растут грибы-опёнки. Их много, растут целыми семьями, толпами. И все красавцы: как будто в солнечном загаре, как будто в весёлых веснушках. Края шляпок растрескались и завиваются колечком.

Все другие грибы — подосиновики, грузди, рыжики — дедушка собирает осторожно. Срезает ножичком. А опята он вырывает с корнем! С треском! Прямо десятками…

Я-то знаю, отчего он их не любит. Оттого, что они вредители. Нападают на больное дерево и губят его. И дедушка их собирает так, будто воюет с ними.