Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра Роман Светлана Кузнецова

© Светлана Кузнецова, 2018

ISBN 978-5-4485-8290-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Между моментом, когда Алан Тьюринг задался вопросом, могут ли машины мыслить, и моим рождением прошло полстолетия. А между вымиранием динозавров и появлением людей на этой планете — 65 миллионов лет. Родившись, я поняла, что нет разницы, сколько времени отделяет меня от динозавров и Тьюринга. Потому что необратимое течение времени от прошлого к будущему — иллюзия. С тех пор я прожила три жизни.

Первая жизнь

Жук в лунном свете

Меня родила женщина с волосами цвета солнца и вечно недовольным лицом. Но только спустя 271 день после моего рождения все началось по-настоящему. Началось с движения. В небе двигались быстрые темные птицы. Птицы были живыми — и это вызвало во мне тихую радость.

Две женщины поправляли надо мной купол детской коляски. Они так и не поняли, что в ту минуту вдруг включился мой мозг — весь целиком, будто кто-то нажал на кнопку. Я осознала, что у неба нет границ, а купол — это, конечно, граница, установленная персонально для меня, но ненастоящая. Где-то в космосе возник квазар и засиял в тихой тьме.

Этих женщин я никогда не путала с другими людьми. Мать я узнавала по запаху и волосам цвета солнца. А бабулю Мартулю — по горячей волне, которая поднималась из глубины меня в ее присутствии. Когда бабуля Мартуля уходила, я плакала, чтобы вернуть ее.

Однажды мать сказала, что я часто плакала молча, когда была младенцем. Тогда меня заворачивали в одеяло, поднимали купол коляски и часами возили по городу. А я смотрела, как летают в небе живые темные птицы. Черт возьми, движение было самой прекрасной вещью на свете. Вот только прятать меня под купол было не нужно — но я не могла сказать им об этом.

Вечерами бабуля Мартуля укладывала меня на перину, ложилась рядом и шептала сказку про говорящую сосну. А потом наказывала: «Засыпай». Сама она засыпала мгновенно. А заснув, начинала храпеть. Я не со зла игнорировала ее наказ. Просто смотреть в потолок было намного интереснее, чем лежать с закрытыми глазами. На потолке раскачивались тени веток. Кажется, мне было два года.

В соседней комнате тихо ругались мои мать и отец. А я думала о том, какой именно частью своего соснового организма говорящая сосна говорит. Подходил дед Николай и садился на край нашей с бабули перины. Я перелазила через бабулю, как через бревно, садилась к деду на колени, и мы с ним долго молчали, задрав головы к потолку. У деда была большая седая голова, от которой пахло куревом. Как дед чувствовал, что я не сплю, — не знаю. Наверное, он просто садился на край перины каждую ночь.

Через несколько лет я узнала, что дед Николай не был моим родным дедом. А был он всего лишь вторым мужем моей бабули Мартули. Но только теперь я понимаю, что кровное родство — не самая важная вещь на свете. Гораздо важнее тот факт, что мы оба любили смотреть в полоток по ночам.

Ночью, когда проникал в окно и ложился на пол свет луны, а тени веток раскачивались на потолке, я в первый раз увидела Жука. Он полз по квадрату лунного света на полу. Никогда в этом мире я видела таких жуков — с надкрыльями цвета речного ила. Жук поразил меня — мой недавно включившийся мозг был взбудоражен, а душа наполнилась счастьем. Я тронула деда за руку и указала на Жука. Дед долго всматривался в лунный квадрат на полу и наконец сказал: «Нет, никого не вижу». Это поразило меня еще сильнее: почему Жука вижу только я? Из угла на середину комнаты метнулась черная тень кота. Кот тронул Жука лапой и застыл в недоумении, уставившись на него блестящими в темноте, неморгающими глазами. Я поняла, что кот его тоже видит. Вдруг Жук повернулся ко мне, шевельнул усиками и расправил крылья. Я зажмурилась, будто мне ударил прямо в глаза ослепительный свет квазара.

Дом с аркой

Бабуля Мартуля в молодости была хороша. Сохранилась фотография с первомайской демонстрации. Из трех или четырех женщин, которые стоят в одном ряду с ней, она самая высокая. Строгое пальто. Узкая талия. Темно-русые волосы. Крупные черты лица. И блеск в глазах. За ее спиной — портрет вождя и красные флаги. Стать сильной породистой кобылицы — вот что делало ее красавицей. Казалось странным, что эта стать не передалась ни моей матери, ни мне.

У нее за плечами был развод с первым мужем, от которого осталась дочь, борщи, мытье кастрюль и одно значительное событие — покупка трельяжа, за ним она стояла в очереди с семьдесят второго года. Работала бабуля Мартуля завхозом на Авиационном заводе.

Дед Николай тоже работал на Авиационном заводе — слесарем. По молодости был женат, но недолго — через год после свадьбы жена его умерла от пневмонии. Пил умеренно, как все. Каждое утро заходил перед работой в булочную за кульком леденцов. Курил «Приму».