Жуков. Маршал на белом коне

Обстановку, царившую 26 июня в штабе Юго-Западного фронта, очень точно описал Баграмян: «Из 5-й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно, Кременец, Новый Почаюв, Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона фронта.

— Коль наносить удар, то всеми силами!

Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г. К. Жуков ещё раз потребовал от Кирпоноса собрать всё, что возможно, для решительного контрудара».

Вечером того же 26 июня уже в Москве в Генштабе Жукову доложили: Кирпонос и Пуркаев изменили направление удара корпусов и стали отводить их для усиления обороны. Начались нервные консультации по телефону. Ставка категорически запретила отвод корпусов, и контрудар был продолжен.

Но и время, и топливо оказались израсходованными на манёвры танковых дивизий в коридоре предполагаемых ударов.

Жуков нервничал. Но большего для Юго-Западного фронта сделать не мог.

Сейчас много рассуждают о тех событиях: что было бы, если бы Жукова не отозвали в Москву и контрударом мехкорпусов командовал он сам. И что могло бы произойти, если бы Кирпонос настоял на отводе танков на линию обороны и окопал бы их на самых опасных направлениях.

Но дело в том, что даже удача танкового контрудара принесла бы лишь частичный, временный успех, после которого в обстоятельствах глубокого прорыва в Белоруссии всё равно пришлось бы отходить.

Пеняют Жукову и на создание громоздких, плохо управляемых на поле боя мехкорпусов, и на их явно завышенное количество, несогласованное с возможностями военной промышленности. Из-за чего танковые дивизии некоторых механизированных корпусов оказались оснащёнными не по полному штату, по второму, так сказать, разряду и имели на вооружении устаревшие типы лёгких танков, к тому же выработавших свой ресурс. И упрёки эти кажутся справедливыми. Но, как отметил военный историк Алексей Исаев, «именно второразрядные “жуковские” танковые дивизии формирования весны 1941 г. сыграли весомую роль в дубнинских боях».

Сталин ошибся — не тот человек оказался в те дни на нужном месте. Вот что пишет о командовании Юго-Западного фронта Рокоссовский: «…никому не было поручено объединить действия трёх корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу… По отдельным сообщениям в какой-то степени удавалось судить о том, что происходит на нашем направлении. Как идут дела на участках других армий Юго-Западного фронта, мы не знали. По-видимому, генерал Потапов был не в лучшем положении. Его штаб за всё время, что я командовал 9-м мехкорпусом, ни разу не смог помочь нам в этом отношении…» И конкретно о командующем фронтом генерале Кир-поносе: «Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность… Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет её знать. В эти минуты я окончательно пришёл к выводу, что не по плечу этому человеку столь объёмные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным».

Смерть искупает всё. Кирпонос погибнет в сентябре. Вместе с ним при попытке прорыва из окружения будут убиты многие офицеры штаба. Значительно раньше, после гибельного контрудара, в котором фронт потеряет основную массу своих танков, застрелится член Военного совета корпусной комиссар Вашугин[94].

Глава двадцать вторая Катастрофа под Минском и расстрел генералов

«…арестовать и судить как труса и предателя».

Нередко слышишь категоричное: Жуков был человеком Сталина и выполнял то, что ему приказывал Верховный[95]. Это верно. Но лишь отчасти.

Жуков был солдат. А Сталин, прекрасно разбираясь в людях и расставляя их по своим местам, вовремя выбрал из шеренги самых верных и надёжных того, кто был наделён особым даром. Порой Жуков казался Верховному равным себе, и это в конце концов превратится в пытку и будет иметь трагический финал, быть может, не только для маршала, но и для генералиссимуса. Но об этом — позже.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «Поздно вечером 26 июня я прилетел в Москву и прямо с аэродрома — к И. В. Сталину. В кабинете И. В. Сталина стояли навытяжку нарком С. К. Тимошенко и мой первый заместитель генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И. В. Сталин был не в лучшем состоянии.

Поздоровавшись кивком, И. В. Сталин сказал:

— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке? — И бросил на стол карту Западного фронта.

— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал я.

— Хорошо, через сорок минут доложите.

Мы вышли в соседнюю комнату и стали обсуждать положение дел и наши возможности на Западном фронте».

Предложения военных «И. В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями».