Сразу же была прорвана наша оборона. Танковые клинья разрезали порядки армий Западного, Резервного и Брянского фронтов и устремились к Вязьме, Брянску и Орлу. Танковый удар поддерживали пехотные дивизии 9, 4 и 2-й полевых армий. Уже к 3 октября глубина прорыва немцев в полосе Западного фронта достигла 50 километров, Резервного — 80 километров, Брянского — до 200 километров. Танки Гудериана ворвались в Орёл.
Пятого октября Сталин позвонил Жукову в Ленинград: «…не можете ли сесть на самолёт и приехать в Москву? Ввиду осложнения на левом крыле Резервного фронта в районе Юхнова, Ставка хотела бы с Вами посоветоваться о необходимых мерах. За себя оставьте кого-либо, может быть, Хозина…» Жуков попросил разрешения вылететь завтра утром на рассвете.
Прибыть в Москву завтра утром означало — если полёт пройдёт успешно и если транспортный «дуглас» не перехватят «мессершмитты». Правда, к этому времени наша авиация в северном небе действовала уже более собранно и энергично. Во многом благодаря талантливому организатору, командующему ВВС Ленинградского фронта генералу Новикову. С Александром Александровичем Новиковым[120]
Жукова будут связывать годы дружбы, которой придётся пройти жестокую проверку на прочность после войны.Пятого октября авиаразведка обнаружила колонны немецкой бронетехники в районе Юхнова. Доложили Сталину. И ему, как всегда в трудные минуты, стало не хватать Жукова. Верховный понял: случилось самое страшное, возможно, уже непоправимое. Но он знал, что есть один человек, которому он уже несколько раз поручал непоправимое, и тот поправлял. Юхнов — маленький районный городишко на Варшавском шоссе в 200 километрах от Москвы. Для немецких мотоциклистов — три часа пути…
Шестого октября в Москве Жукова встретил начальник охраны Сталина, сказал, что Верховный болен и ждёт его на квартире.
Сталин был простужен, выглядел неважно. Когда Жуков вошёл, сразу же указал ему на карту:
— Вот, смотрите. Здесь, в районе Вязьмы, сложилась очень тяжёлая обстановка. Я не могу добиться ни от Западного фронта, ни от Резервного исчерпывающего доклада об истинном положении дел. Мы не можем принять никакого решения, пока не знаем, где и в какой группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска. Поезжайте сейчас же в штаб Западного фронта, на месте тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда сразу, как только добьётесь какой-то ясности. Звоните в любое время. Я буду ждать.
Жуков уже собрался уходить, когда Верховный усталым голосом спросил:
— Как вы считаете, могут ли немцы в ближайшее время повторить наступление на Ленинград?
— Думаю, что нет, — ответил Жуков. — Противник понёс большие потери и перебросил танковые и моторизованные войска из-под Ленинграда куда-то на центральное направление. Он не в состоянии оставшимися там силами провести новую наступательную операцию.
— А где, по вашему мнению, будут применены танковые и моторизованные части, которые перебросил Гитлер из-под Ленинграда? — Сталин смотрел на карту.
— Очевидно, на московском направлении. Но, разумеется, после пополнения и проведения ремонта материальной части.
— Кажется, они уже действуют. — И Сталин указал на участок Западного фронта. — Здесь.
Перед выездом из Москвы Жуков побывал в Генеральном штабе.
Шапошников его встретил словами:
— Только что звонил Верховный, приказал подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного фронта в августе, во время Ельнинской операции.
И протянул распоряжение Ставки.
«Командующему Резервным фронтом.
Командующему Западным фронтом.
Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования в район действий Резервного фронта командирован генерал армии т. Жуков в качестве представителя Ставки.
Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронтов и по вопросам управления, обязательны для выполнения.
По поручению Ставки Верховного Главнокомандования
начальник Генерального штаба Шапошников.
6 октября 1941 г. 19 ч. 30 м.».
Шапошников угостил Жукова крепким горячим чаем и пожелал доброго пути.
А путь предстоял смутный. Где армии? Где противник? Если немецкие танки на дороге от Юхнова на Медынь, то в любой момент можно наскочить на разведку противника или на усиленное головное охранение. Неужели катастрофа фронтов достигла таких масштабов? В какой-то момент Жуков подумал о матери и семье сестры, которые наверняка никуда не выехали из родной Стрелковки и теперь ждут своей участи. Или его помощи… И он машинально посмотрел в окно, в кромешную темень, где в полутора десятках километров, не больше, стояла на берегу Протвы его деревня. А может, они ушли в сторону Москвы с обозом беженцев? От этой мысли сжалось сердце. Он знал, как беззащитны на дорогах войны беженцы. Не раз видел на обочинах и в кюветах тела расстрелянных самолётами людей, трупы лошадей, брошенные телеги и пожитки…