Жуков. Маршал на белом коне

Из воспоминаний Александра Бучина: «Я издали наблюдал за Жуковым. Видимо, маршал надеялся на быстрый прорыв и распорядился держать свой “виллис” под рукой, ехать вперёд буквально в боевые порядки пехоты. Не получилось. Георгий Константинович первый и часть второго дня провёл в лесочке у командного пункта армии. Набычившись, неторопливо прогуливался, изредка подзывая генералов и офицеров, которые ему что-то докладывали. Громадный контраст с его поведением на других фронтах, когда он непосредственно вмешивался в руководство операциями. Он полностью доверял Горбатову и Рокоссовскому и не хотел мешать им. Ненужные споры были бы неизбежны. Тот и другой генералы говорили с Жуковым на равных, не заискивали и не смущались…»

К генералу Горбатову Жуков относился с особым уважением не только потому, что они были сослуживцами. Жуков видел, как умело, спокойно и сосредоточенно командарм 3 управляет своими дивизиями и корпусами. Он был уверен, что Горбатов сделал для обеспечения успеха всё. И успех будет. Впоследствии в мемуарах маршал будет часто упоминать имя своего надёжного боевого товарища. Но товарищи из Главпура почти везде вычеркнут имя опального генерала из рукописи. Только в посмертных изданиях имя Горбатова будет восстановлено.

Вскоре на левом фланге, где наступала 65-я армия генерала Батова[177], наметился успех. Один из стрелковых корпусов прорвал немецкие линии и начал энергично расширять прорыв. В эту брешь сразу же хлынули танки. Батов сообщил Жукову, что танкисты с десантом на броне углубились на 12 километров и продолжают наступление. «Этого не может быть. У Романенко и Горбатова пройдено всего два километра», — ответил Жуков. Батов доложил более конкретно: стрелковые дивизии вышли на рубеж такой-то; танковый корпус ведёт бой впереди в районе таком-то…

Как вспоминал Батов, аппарат какое-то время молчал. Потом отстукал на ленте короткую фразу: «Приеду смотреть сам».

Через несколько часов на командный пункт Батова примчался кортеж. Недалеко от КП на открытом пространстве его, видимо, засекла немецкая артиллерийская разведка. Только машины успели скрыться в лесу, как участок дороги накрыла серия снарядов.

Жуков приказал доложить обстановку.

Вскоре пришли хорошие вести с других участков: прорыв, вводится конно-механизированная группа, танки прорвались в направлении Минска…

Фронт группы армий «Центр», наконец, стал распадаться и рушиться.

Александр Бучин вспоминал: «К Минску! Танковые армии проходили по 50, общевойсковые по 20 километров в сутки. Между ними время от времени образовывался разрыв, но всё равно колонны со снабжением для танков шли, шли бесстрашно, не обращая внимания на разрозненные толпы бежавших немцев. Шло, как говорят военные, параллельное преследование. В до предела запутанной обстановке Жуков чувствовал себя как рыба в воде, мы немало поездили, объезжая различные штабы, командные пункты, а то просто двигаясь с войсками. Иногда за нами следовала машина сопровождения, в другой раз натужно пыхтел бронетранспортёр, а порой даже порыкивал танк, но нередко наш “виллис” оказывался в одиночестве. Немцы были настолько деморализованы, что не решались применить оружие. Они разбегались или прятались, а иные отчаявшиеся не прятались и провожали нашу машину тоскливыми взглядами. Таких встреч было немало».

Жуков помнил эти тоскливые взгляды солдат, потерявших веру в оружие и своих командиров. В 1941-м такие же глаза смотрели из-под красноармейских пилоток. Теперь — из-под потных кепи немецких военнопленных.

Однажды под Луцком, когда уже освободили Минск и добивали зажатую в лесах немецкую группировку, произошёл такой эпизод.

Маршальский «виллис», как это часто случалось на дорогах, когда Жуков куда-то спешил, оторвался от машины и бронетранспортёра охраны. Дорога на Луцк оказалась неширокой. Водители знали, что на обочины лучше не съезжать — мины. Догнали «студебеккер». Бучин посигналил и пошёл на обгон. Но как только «виллис» поравнялся с задним мостом грузовика, тот начал прижимать легковушку к обочине. Бучин сбросил газ и притормозил. Снова посигналил и пошёл на обгон. И снова «студебеккер» начал прижимать их к обочине. И так несколько раз. Жуков приказал: «Обгоняй!» — и, когда Бучин замешкался, перекинул через рычаг переключения скоростей ногу и с силой надавил на ногу Бучина. Машина прыгнула вперёд и, едва не задев «студебеккер», наконец оказалась впереди. «Стой!» — приказал маршал. Фуражка его уже сидела «на носу». Он быстро выскочил из машины. За ним — все остальные, сидевшие в «виллисе». Как вспоминали очевидцы, «из кабины трёхосного грузовика вылез едва стоявший на ногах водитель, молодой, вдребезги пьяный…». Жуков жестом подозвал его и, когда тот подошёл, «без слов врезал в ухо».

Когда водителем заинтересовался начальник охраны, офицер НКВД, Жуков, понимая, что эта «пьяная» история может иметь неприятные последствия для пьяного водителя «студебеккера», приказал охраннику: «Пучков, добавь!» — и махнул вперёд: «Трогай».