Читаем Жуков. Маршал на белом коне полностью

Впоследствии, когда многие из окружения Сталина, в том числе и охранники, начали давать интервью и рассказывать о некоторых подробностях его жизни, была опровергнута версия о том, что он якобы сам собирался принимать Парад Победы, да лошадь попалась с норовом и во время тренировки сбросила его. Сталин с Гражданской войны не садился на коня. Да и в молодости не был хорошим наездником. К тому же к концу Великой Отечественной войны у него развилась гипертония, и профессор Бакулев, регулярно осматривавший вождя, предостерегал его от каких бы то ни было перегрузок. Левая рука не позволяла Сталину управлять поводьями. Один из его охранников по поводу версии о норовистом коне сказал: «Берия при падении Сталина с лошади всех бы нас арестовал, а затем расстрелял. А после этого поставил бы к Сталину в охрану своих людей».

Людмила Лактионова, долгие годы общавшаяся с семьёй Жукова, рассказывала: «За 20 дней до начала Парада Победы Сталин уведомил Жукова, что именно он будет принимать парад. Вначале Жукову дали цирковую лошадь Ладу. Жуков не знал цирковых команд. Выехал из Спасских ворот на репетицию. Лада у Лобного места встала на дыбы — свечой. Жуков её пришпорил. Лада упала на передние колени, как вкопанная. Жуков с неё соскочил. Репетиция оказалась законченной. Потом Жукову дали коня Вихрь. На нём он репетировал и принимал парад».

Но для полного церемониала нужен был второй маршал. И тоже на коне.

Сталин вначале предложил командовать парадом Коневу. Но маршал отказался, сославшись на то, что он не кавалерист. Сталин неожиданно вспылил, сказав, что Конев зазнался… Видимо, тогда у него и созрело окончательное решение: командовать парадом должны кавалеристы с выправкой.

В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков писал: «Точно не помню, кажется, 18–19 июня меня вызвал к себе на дачу Верховный.

Он спросил, не разучился ли я ездить на коне.

— Нет, не разучился, да и сейчас продолжаю упражняться в езде.

— Вот что, — сказал И. В. Сталин, — вам придётся принимать Парад Победы. Командовать парадом будет Рокоссовский.

Я ответил:

— Спасибо за такую честь, но не лучше ли парад принимать вам? Вы Верховный Главнокомандующий, по праву и обязанности парад следует принимать вам.

И. В. Сталин сказал:

— Я уже стар принимать парады. Принимайте вы, вы помоложе.

Прощаясь, он заметил, как мне показалось, не без намёка:

— Советую принимать парад на белом коне, которого вам покажет Будённый…»

По всей вероятности, Будённый и порекомендовал Жукову Ладу. Она была красива, статна, но слишком норовиста, и Жуков её заменил на более спокойного и надёжного Вихря.

Около 9.00 24 июня 1945 года Жуков на белом коне стоял у Спасских ворот. Одетый в новый парадный мундир, при всех орденах, с саблей на боку, он сидел в кавалерийском седле как влитой.

Пошёл дождь. От волнения у маршала вспотел лоб. Он снял фуражку и платком вытер лоб, а потом тщательно протёр кожаный подтулейник[189]. Позже этот его жест, попавший в кадр кинооператора, многие комментировали как молитву украдкой. Действительно, маршал снял фуражку и потом надел её таким выразительным жестом, что это было похоже на то, как кавалеристы крестятся перед сабельной атакой.

«Вот он, долгожданный и незабываемый день! — напишет Жуков спустя годы. — Советский народ твёрдо верил, что он настанет».

Полки на площади замерли в ожидании.

Ровно в 10.00 на мавзолей поднялись руководители партии и правительства.

Жуков пустил Вихря рысью. Конь шёл ровно, как в манеже. Следом на таком же ослепительно-белом коне скакал генерал-адъютант Зелинский. От Исторического музея навстречу на гнедых конях мчались маршал Рокоссовский с адъютантом. Оркестр исполнял торжественное «Славься» Михаила Глинки.

Дождь усилился, и через несколько минут мундир Жукова промок насквозь.

После объезда и приветствия войск маршал спешился у мавзолея, поднялся на трибуну и обратился с речью к присутствующим.

В тот момент его слушали все, собравшиеся на Красной площади. Все. Живые и мёртвые. Это был последний день, когда погибшие стояли в колоннах рядом с живыми. Вместе с живыми они ликовали Победе и швыряли штандарты поверженных дивизий и полков на московскую брусчатку. Среди них и пилот сбитого под Ельней И-16, и отважная разведчица Зоя Космодемьянская, и генерал Ефремов, и танкисты, сгоревшие в боевых машинах на Зееловских высотах. Здесь были все. Живые это чувствовали.

Тёплый летний дождь струйками стекал по глянцевым козырькам офицерских и солдатских фуражек, каплями дрожал на орденах и медалях, на сияющей меди оркестра. Шли сводные полки. Знаменосцы проносили знамёна и штандарты победивших фронтов и соединений.

После Парада Победы состоялся торжественный правительственный приём. Сталин произнёс тост, смысл которого потряс многих: «Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и прежде всего русского народа.

Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное