Жуков. Маршал на белом коне

Припоминаю и другие факты недовольства Жукова решениями правительства. После окончания Корсунь-Шевченковской операции командующий бывшим 2-м Украинским фронтом Конев получил звание маршала. Этим решением правительства Жуков был очень недоволен и в беседе со мной говорил, что эта операция была разработана лично им — Жуковым, а награды и звания за неё даются другим людям.

Тогда же Жуков отрицательно отзывался о Ватутине. Он говорил, что Ватутин неспособный человек как командующий войсками, что он штабист, и если бы не он, Жуков, то Ватутин не провёл бы ни одной операции…

В тот же период времени Жуков в ряде бесед со мной говорил и о том, что правительство его не награждает за разработку и проведение операций под Сталинградом, Ленинградом и на Курской дуге…

Жуков везде стремился протаскивать своё мнение. Когда то или иное предложение Жукова в правительстве не проходило, он всегда в таких случаях очень обижался.

Как-то в 1944 году, находясь вместе с Жуковым на 1-м Украинском фронте, он рассказал мне о том, что в 1943 году он и Конев докладывали Сталину план какой-то операции, с которым Сталин не согласился. Жуков, по его словам, настоятельно пытался доказать Сталину правильность этого плана, но Сталин, дав соответствующее указание, предложил план переделать. Этим Жуков был очень недоволен. Обижался на Сталина и говорил, что такое отношение к нему очень ему не нравится.

Наряду с этим Жуков высказывал мне недовольство решением правительства о присвоении генеральских званий руководящим работникам оборонной промышленности…

Осенью 1944 года под Варшавой Жуков также рассказал мне, что он возбудил ходатайство перед Сталиным о том, чтобы Кулика наградили орденом Суворова, но Сталин не согласился с этим, что он, Жуков, стал просить о возвращении Кулику орденов, которых он был лишён по суду, с чем Сталин также не согласился…

Хочу также сказать Вам и о том, что ещё в более близкой связи с Жуковым, чем я, находился Серов, который также угодничает, преклоняется и лебезит перед ним. Их близость тянется ещё по совместной работе в Киеве. Обычно они бывали вместе, а также посещали друг друга…

Когда я был снят Сталиным… Серов говорил мне о том, чтобы я пошёл к Маленкову и просил у него защиты. Во время моего пребывания в Германии Серов содействовал мне в приобретении вещей…

Когда мне стало известно об аресте Шахурина, Репина и других, я был возмущён этим и заявлял в кругу своих родственников, что поскольку аресты этих лиц произведены с ведома Сталина, то просить защиты не у кого.

Вражеские разговоры я в апреле 1946 года вёл со своей бывшей женой Веледеевой М. М., которая проездом останавливалась в Москве…

В разговорах с моей теперешней женой Елизаветой Фёдоровной и с Веледеевой я обвинял правительство и лично Сталина в том, что они не оценивают заслуг людей и, несмотря ни на что, изгоняют их и даже сажают в тюрьму…

Повторяю, что, несмотря на высокое положение, которое я занимал, и авторитет, созданный мне Верховным Главнокомандующим, я всё же всегда чувствовал себя пришибленным. Это длится у меня ещё с давних времён.

Я являюсь сыном полицейского, что всегда довлело надо мной, и до 1932 года я всё это скрывал от партии и командования…

Признаюсь Вам, что я оказался в полном смысле трусом, хотя и занимал большое положение и был главным маршалом.

У меня никогда не хватало мужества рассказать Вам о всех безобразиях, которые по моей вине творились в ВВС, и о всём том, что я изложил в настоящем заявлении.

Новиков.

30 апреля 1946 года».

Заявление, а по сути своей покаянное письмо маршала Новикова Сталину, похоже, писалось коллективно. В нём уже был заложен сценарий дальнейших событий. Система отторгала Жукова и как полководца, и как действующее лицо политики Советского государства, и как военного специалиста.

Анализировать частности заявления Новикова нет смысла. Оно наполнено страхом униженного, сломленного человека, и дрожащий голос его время от времени слышится сквозь стандартные фразы следователей. Чего только стоит вот такой пассаж: «Зная Жукова, я понимал, что он не столько в интересах государства, а больше в своих личных целях стремится чаще бывать в войсках, чтобы, таким образом, завоевать себе ещё больший авторитет».

И всё-таки несмотря на изъяны и «пришибленность» письма Новикова, характер Жукова проступает и сквозь эти подневольные строки и вынужденные признания. Жуков был живым человеком, из плоти и крови. Человеком, выбившимся на самую вершину социальной и иерархической пирамиды того времени благодаря не только полководческому дару, но и другим талантам, которые он использовал на полную катушку. Умел предъявить свои успехи. Умел приглушить неудачи. Умел оказаться первым там, где назревала победа. Грубость и жестокость по отношению к подчинённым из числа генералов и офицеров тоже постепенно стали частью его рабочего стиля. Хотя свидетельства «пострадавших» от его крутого характера противоречивы. Порой, исследуя историю попавшего под руку маршала, приходишь к выводу — и поделом тебе!..