Читаем Жуков. Маршал на белом коне полностью

В донесении командира кавполка в штаб 14-й кавбригады о командире взвода Георгии Жукове говорится: «Образование: общее — 4 класса городского училища, военное — 1 Рязанские кавалерийские курсы».

В то время членом Реввоенсовета Южного фронта был Сталин.

Судьба пока держала их на расстоянии друг от друга. Но наступит время — произойдёт это довольно скоро — и они окажутся рядом. В одном кабинете. За одним столом. У одной оперативной карты. На долгие годы.

1-м кавалерийским полком бригады, как вспоминал маршал, командовал старый казак, «храбрец и рубака» Андреев. И вот к нему в штаб прибыло долгожданное пополнение — группа молодых командиров взводов.

Андреев взглянул на новоприбывших. Особенно долго разглядывал их красные революционные галифе. И сказал:

— Мои бойцы не любят командиров в красных штанах.

Взводные молчали.

— Красные штаны на передовой — это, знаете ли…

— Других нет, — вдруг сказал Жуков. — А этими нас обеспечила Красная армия.

Взводным было обидно. Красные революционные шаровары в войсках считались шиком. В некоторых частях, особенно обносившихся, они выдавались как награда.

Комполка между тем продолжал в том же пренебрежительном тоне:

— У нас бойцы больше из бывалых вояк. Не первую войну воюем. А необстрелянных и желторотых мы не жалуем. Так что тяжеловато вам придётся на первых порах. Но — как себя покажете…

Жуков усмехнулся. И комполка спросил его:

— Вот вам, товарищ Жуков, приходилось воевать?

И когда Жуков назвал номер своего полка и дивизии, когда перечислил все операции, в которых участвовал и в одной войне, и в другой, казак просветлел лицом и оживился:

— Выходит, ты, братец, рядом с 1-й Донской казачьей дивизией воевал!

— Точно так! — ответил Жуков. — Донцы-молодцы рядом наступали.

— Ну, тогда направляю вас в самый лучший эскадрон. Командиром там Вишневский. Бывалый рубака, человек, как говорят, строгий, но справедливый.

Взводные прибыли в эскадрон. Командир эскадрона принял их весьма своеобразно. Он читал книгу. Когда они вошли в штабную избу, глаза поднял только на мгновение. Выслушал доклад и распорядился, всё так же не отрываясь от книги:

— Вы, Жуков, ступайте во второй взвод и принимайте его от Агапова. Вас, Ухач-Огорович, назначаю на четвёртый взвод. Всё, можете быть свободны. Идите и принимайте своё хозяйство. Потом доложите.

Агапов оказался пожилым усталым человеком. Воевал он уже не первую войну. Исполнял обязанности взводного после недавних боёв, когда выбыл командир. Старый кавалерист достал из кармана шинели список взвода и сказал:

— Во взводе тридцать человек. Все в наличии. Все старые, проверенные делом бойцы. За исключением четверых. Они прибыли недавно — пополнение. Народ, как говорится, пожилой, степенный. Но есть и с норовом.

И Агапов коротко рассказал о каждом. Это был один из тех незабываемых уроков, который преподнёс будущему полководцу старый русский кавалерист. И Жуков усвоил его навсегда — знать биографию каждого своего подчинённого, понимать его характер, предвидеть возможные его поступки.

— Горшков — рубака. И партизан.

— В каком смысле? — спросил Жуков.

— В самом плохом. Вне строя любит попартизанить. По деревням там… По женской части. По продовольственной… Но в бою, в атаке — первый. Он сразу себя покажет. Но голос на него повышать не следует — обидчив. С ним лучше поговорить наедине: так, мол, и так, братец… Касьянов — пулемётчик. Пулемётчик, пожалуй, из лучших в эскадроне. Воронежский хохол. Надёжный. Опытный. Бой чует — как собака лису. Ему не надобно ставить задачу, время терять, он сам знает своё место, где занять позицию и какую цель первой поразить. А дальше трое неразлучных — Казакевич, Ковалёв, Сапрыкин. Они и в бою всегда рядом. Если куда посылать, то только всех троих. Гулеваны. В обороне за ними глаз да глаз… Этих, если что, и перед строем можно пропесочить. Пригрозить. И даже к комиссару полка отправить. Чтобы и он их, своим калибром, слегка поправил. Комиссар у нас человек строгий и не любит, когда личный состав красноармейскую честь позорит.

Жуков выслушал Агапова и сказал:

— Вот что: назначаю вас своим помощником. А сейчас стройте взвод. Хочу познакомиться. Поговорить.

Построили взвод. Вот они, стоят, его молодцы — курские, воронежские, орловские, смоленские. Смотрят с прищуром и лёгкой насмешкой. Ну, ничего…

— Вот что, товарищи, — начал Жуков, — меня назначили вашим командиром. Хороший или плохой я командир, хорошие или плохие вы бойцы — это мы увидим в ближайшем бою. А сейчас я хочу осмотреть ваших коней и боевое снаряжение. Будем считать это нашим знакомством.

Взводный начал внимательно осматривать лошадей, хотел убедиться, что подковы сидят хорошо, а «стрелки» копыт прочищены, не забиты грязью. Знакомился с красноармейцами: кто, откуда родом, где воевал. Заметив, что бойцы не сводят глаз с его штанов, сказал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное