Жуков. Портрет на фоне эпохи

Качалов будет реабилитирован через год после смерти Сталина, в 1954 году, по ходатайству Жукова. Смысл приказа № 270 ясен: это проявление недоверия Сталина к командованию Красной армии, назначенному вождем виновным в поражении. Он ничего не сделал для того, чтобы повысить авторитет военных и внушить чувство ответственности генералитету, выставленному на позор перед всем советским народом. Начиная с 22 июня «Правда» напечатала фамилии сотни генералов, обвиненных в трусости и предательстве. Какая другая армия во время Второй мировой войны испытала большее унижение?

Киев – грандиозная катастрофа

В жуковских мемуарах в главе, посвященной Ельне, много говорится… о Киеве. И это понятно, потому что под украинской столицей Красная армия потерпела одно из крупнейших поражений. После войны ни один советский военачальник не захотел видеть свое имя связанным с этой катастрофой. Жуков не был напрямую причастен к разгрому под Киевом, но, оставаясь членом Ставки, он с тревогой следил за новостями как с Юго-Западного фронта, так и с Северо-Западного, куда ему предстояло вскоре отправиться. От Ельни до Кремля каких-то четыре-пять часов езды на машине, что облегчало ему перемещения туда и обратно. В августе Сталин четыре раза принимал Жукова в своем кабинете: 5-го (сорок минут), 9-го (сорок минут), 15-го (двадцать пять минут) и 24 августа (два часа сорок пять минут). 9-го и 24-го они беседовали наедине – редкая честь. Нам неизвестно, о чем они говорили, но наверняка не только о Ельне. Попутно напомним, что Жуков оставался одним из главных – если не единственным – военным советником Сталина, находившимся непосредственно на фронте. Иначе зачем вождь стал бы вызывать его, чего он не делал ни с Тимошенко, ни с Ворошиловым?

10 или 11 августа вождь принял Жукова на даче в Кунцеве. Возможно, именно об этом приеме рассказывает в своим воспоминаниях авиаконструктор, создатель знаменитых Яков Александр Яковлев:

«Присутствие Жукова в кабинете Сталина всегда чувствовалось, и, несмотря на то что личность Сталина подавляла, Жуков держался независимо, свободно, естественно и без подобострастия.

Мне запомнился один маленький эпизод. Дело происходило в августе или сентябре 1941 года на ближней даче Сталина, в Кунцеве. После работы, в конце дня, Сталин пригласил нас пообедать. Стол был сервирован на открытой веранде. Вечерело. Сталин подошел к выключателю, повернул его, вспыхнул яркий электрический свет.

Это было очень необычно, потому что вся Москва в это время погружалась в мрак затемнения. Сталин мог себе это позволить, потому что его всегда первого информировали об обстановке в воздухе.

Сталин с нетерпением ждал Жукова, который почему-то задерживался.

Уже после того, как все уселись за стол, явился Жуков, поздоровался со Сталиным и с самым непринужденным видом, без особого приглашения занял место за столом. Видимо, он проголодался, налил себе полную тарелку супа и, не обращая ни на кого внимания, принялся за обед. Потом взял второе и компот.

Сталин не мешал ему есть и только после того, как Жуков закончил с обедом, обратился к нему с вопросами и подключил к общему разговору»[437].

В свойственной ему прямой манере Жуков нарисовал Сталину суровую, но правдивую картину сложившегося положения:

«Можно сказать, что начальный период войны нами проигран вчистую. Боевые действия уже идут на дальних подступах Ленинграда, в районе Смоленска и в районе Киевского узла обороны. Устойчивость обороны по-прежнему невысокая. Мы вынуждены более или менее равномерно распределять силы по фронту, не зная, где противник, сконцентрировав свои силы, завтра нанесет следующий удар. Стратегическая инициатива полностью в его руках. Дело усугубляется отсутствием на ряде участков фронта вторых эшелонов и крупных резервов. В воздухе – господство немецкой авиации, хотя ее потери тоже значительны. […] Смоленское сражение позволило нам остановить немецкие армии на самом опасном, западном, направлении. По нашим подсчетам, в нем участвуют более 60 немецких дивизий общей численностью около полумиллиона личного состава. […] Но недостаток войск по-прежнему ощущается, и дивизии часто строят боевые порядки в один эшелон»[438].