Жуков. Портрет на фоне эпохи

Александра Диевна Жукова сдружилась с Марией Васильевной Буденной и Анастасией Михайловной Тимошенко. Три женщины едва ли не ежедневно ходили друг к другу в гости. Общение помогало им переносить отсутствие мужей. «Папа довольно часто [начиная с 1943 года], хоть и ненадолго, приезжал в Москву,  – рассказывает Элла.  – Мы всей семьей ездили на аэродром его встречать». По-настоящему Георгий Константинович начал жить в доме № 3 на улице Грановского лишь с 1946 года, после возвращения из Германии, и прожил там недолго. График его передвижений и командировок позволяет установить точно, что за три последних года войны он провел в своей квартире не более пятидесяти ночей. В Кремль или в наркомат он ходил пешком, обедать всегда приходил домой. Жуковы не питались в «кремлевской столовой», они брали там продукты, которые в других местах достать было невозможно, и готовили сами. Впрочем, они пользовались спецмагазином для высших офицеров. Это избранное общество сталинской поры охотно заключало браки в своем кругу. Так, Василий, второй сын Сталина, женится на дочери маршала Тимошенко. В 1948 году Юрий Василевский вступит в брак с дочерью Жукова Эрой. Позднее Юрий скажет: «Отец, честно говоря, был не в восторге. В это время Сталин всячески пытался не допустить дружбы между главными полководцами войны. А уж семейные связи вообще были крайне нежелательны»[598].

В конце 1942 года Жукову напомнила о себе Мария Волохова, его большая любовь из Минска. Антон Янин, ее муж и друг Георгия, человек, который спас его от калмыцких сабель, погиб в Сталинграде. Его сын Владимир, крестник Георгия, умер от ран в Керчи. Мария осталась одна с Маргаритой, дочерью Жукова. Она попросила у него помощи, которую Георгий охотно оказал. Затем началась его душевная переписка с Маргаритой. Когда девушка вследствие недоедания заболела, маршал немедленно отправил свой личный DC-3, чтобы отвезти ее в санаторий. С этого момента он не переставал заниматься ею с такой же заботой, какую проявлял по отношению к Эре и Элле. Все его четыре дочери согласны в том, что он был отличным, почти идеальным отцом.

Сталин сделал Жукову царский подарок по случаю присвоения ему маршальского звания: персональный поезд. Только сам вождь, Молотов и еще два или три члена политбюро имели право на эту почесть, имевшую в большевистской системе глубокое символическое значение. Начало этой традиции положили поезда Ленина, Сталина, Тухачевского и… Троцкого времен революции и Гражданской войны. Бучин описывает его следующим образом: «Спецпоезд был сформирован так, чтобы служить подвижной штаб-квартирой заместителя Верховного Главнокомандующего. Салон-вагон маршала (много спустя я выяснил, что он был бронированный), вагоны охраны, связи и наш, водительский вагон – гараж на две машины. Спереди и сзади состава из пяти вагонов бронеплощадки с зенитками. На каждой по 37-мм орудию и счетверенной пулеметной установке»[599].

Победа под Сталинградом изменила взаимоотношения между Сталиным и его военачальниками. Вождь поверил в их способности; доверие было хрупким, непостоянным, но реальным. Он стал прислушиваться к своим советникам, в первую очередь к Жукову. Также он интересовался мнением командующих фронтами, имевшими к нему доступ в любой момент. Все они, и Жуков первый, находились под плотным контролем НКВД и должны были давать точные и практически постоянные отчеты о своей деятельности. Это новое доверие не означало, что до Сталинграда вождь все делал, как ему заблагорассудится: он всегда советовался со специалистами, прежде чем принять решение. Но если теперь он больше прислушивался к профессионалам, то потому, что после восемнадцати месяцев войны они стали более компетентными. Жуков сам признаёт это с некоторым простодушием: «Лично для меня оборона Сталинграда, подготовка контрнаступления и участие в решении вопросов операций на юге страны имели особо важное значение. Здесь я получил гораздо большую практику в организации контрнаступления, чем в 1941 году в районе Москвы, где ограниченные силы не позволили осуществить контрнаступление с целью окружения вражеской группировки»[600]. Жуков, как и все его товарищи, принял идею, что время начиная с 22 июня 1941 года было периодом непрерывной учебы способам борьбы с противником, превосходящим Красную армию в тактическом отношении и в умении управлять крупными современными соединениями. После Сталинграда еще будут ошибки – и немало, в том числе у Жукова,  – но ни одна не станет катастрофической. Если сравнить высшее командование вермахта и Красной армии между 1941 и 1944 годами, мы будем поражены большей стабильностью советского генералитета. Количество командующих фронтами ограничивается дюжиной человек, командующих армиями – меньше сотни. Кадры центрального управления родами войск – танковыми, артиллерией, авиацией – за редкими исключениями – не менялись с 1941 года. Дьявольская чехарда кадров – эта язва РККА с начала 1930 годов – прекратилась.