Жулье. Золото красных. Выездной

— Та-а-к! — Протянул Колодец голосом, всего-то поколение назад предвещающим неминуемые розги, а то и шомпола. — Смотри, Настурция, нас осчастливил Туз треф. Невиданная честь! — Мордасов зыркнул на Стручка, застывшего в немом предвкушении расправы. — Мотай отседова, а то без тя алкашня к повестке дня приступит.

Стручок понуро застучал сапогами.

Туз замер, широко расставив ноги, и казалось, не приближаясь к прилавку, мог длиннющей рукой ухватить за шиворот Мордасова и без труда запихнуть в ведро, куда Настурция только что опорожнила совок.

Колодец извлек блокнот, толстый, в тисненном переплете, дареный Шпындро, сверил записи, открыл чернильную коробочку с пропиткой для печати, ткнул печать в фиолетовое чавканье и подул, будто вознамерился поставить магазинную отметину на лоб Тузу треф.

Настурция исчезла: мужчин надо оставить наедине. Заглянул некстати сдатчик вещей и Колодец гаркнул: «Приема нет! Бланки смылились. После обеда!». Клиент покорно притворил за собой дверь.

— Туз! — Колодец шваркнул в сердцах печать на открытую страницу журнала. — Ты пропустил три Дня возвращения! Подряд! Хамишь! Мне что, бегать за тобой? Может в милицию настрочишь?!

Туз мотал туда-сюда холщевую торбу, слушал, будто не его кости перемывали, вертел головой, проходясь глазами по верхам шкафов, мохнатым от пыли.

— Платить собираешься? — Колодец взгромоздился на высокий табурет. В дверь с улицы сунула нос подружка Настурции из магазина всякой всячины напротив, сообщила на бегу, что для Притыки имеется парфюм.

— И мне пяток упаковок пришли, — оборвал Колодец и вернулся к Тузу. С тебя пятнаха!

— Я взял-то пятерку, — ожил Туз треф и рука его юркнула в зев торбы.

— А штрафные санкции! — Загремел Мордасов. Все ж законно хороводиться со Шпыном, словечек поднабрался, глядишь и Туза проняло, что Колодец не матерно вразумляет, а ввернул резоны из далекого прошлого Туза, когда прыгун или швыряла тяжестей еще в приличных числился.

Туз охнув, будто проглотив стакан первача, выдернул из торбы никелерованный кран.

— Американский! Вишь, маде уса. Только не поет! А так все исполняет. В погашение долга. Такой кран сотню потянет.

— Ты чё сдурел! — Колодцу кран приглянулся и возмущение он выплеснул в педагогических целях. — Чё мне кран? На цепочку да на шею! Капусту гони!

— Титановый мерекали, — пробурчал Туз треф, — вечный…

— Вечный?! — взревел Мордасов. — На черта мне вечный? Я-то не вечный. Эх, Туз, — планомерно остывал Колодец, — к вам, как к людям, к братанам по невзгодам, а ты… клади сюда и запомни: День возвращения для всех один, как Пасха, как Первомай, ты мне свои порядки не устанавливай и брось крутню с компенсационными сделками, — опять возблагодарил выучку Шпындро, — взял монету, монету и гони!

Колодец погладил кран: куда ему? У него дома все стены в кранах! подарит кому нужному, или загонит, а за услугу попросит чего, всегда не хватает то одного, то другого, гонишься как за солнечным зайчиком, вот и накрыл, прижал ладонью, а глянь — зайчик уж над головой пляшет, снова тянись, соответствуй, иначе сомнут.

Настурция выглянула из-за желтой занавески, увидела кран, поняла, что наступило примирение и высоко подняв голову павой — перед Тузом треф еще не стыд покрасоваться, хоть и покореженный, а видный мужик, — заняла свое место за прилавком.

Колодец утратил интерес к визитеру, играл краном, как младенец новой игрушкой. Туз не уходил и Мордасов знал, что попросит шельмец в долг, но на помощь не спешил, пусть помается, привыкли, чуть что открытый кредит, пусть вобьет в башку — с Мордасовым не пофинтишь.

— Трояк дашь? — поборол смущение Туз, укоряющий себя, что не успел смиренно поклянчить еще до появления Настурции.

Колодец нагнулся, швырнул на прилавок три железных рубля и углубился в чтение журнала. Настурция нырнула за занавеси, вернулась с жбаном кваса, только что принесенного со станции бабкой Рыжухой, которой Настурция оставляла колготки для дочери, промышлявшей грехом в городе. Навроде жует их? изумлялась Настурция. Такое производство у ей, ответствовала Рыжуха не без смятения и регулярно доставляла ледяной квас об жаркую пору, а зимой, что бог с лотка пошлет.

Колодец лениво перевернул страницу, знал, что Туз треф без прощанья не уйдет.

— Возвернешь шесть! — Хорош кран, ничего не скажешь, так и хочется трогать каждую минуту.

Туз треф медленно осознавал приговор, торговаться не привык, но деньги не ворованные, с каждым днем доставались все труднее, опять же и горючее взлетело в цене, как стрелка на силомере в парке уйму лет назад, когда Туз треф в рот не брал и загонял стрелку под самый верх столба с делениями.

— Прием окончен, — Колодец рубанул ребром ладони по прилавку. Перестройка, Туз! Мы, как все, в едином порыве.