Жулик моей мечты

– В том-то и дело, что я ему на экспертизу целехонькую баночку отдала. Малиновое при падении полки со стола упало и разбилось, ты его вместе с осколками выкинула. А банку с клубничным вареньем я на другой день нашла. Банка-то целехонька, но при этом в самом варенье оказалась стеклянная крошка. Как она там очутилась? Ясно, что не случайно. И я почти уверена, что и в малиновом варенье тоже было стекло. Поела бы я такого варенья, и порезало бы мне все кишки. Кровью бы истекла, а никто бы и не понял, что случилось.

– Господи, какой ужас!

– Кстати, эти крышки с огурчиками у нас в магазине продавались. Это мне тоже полиция сказала.

– То есть тебя хотел убить кто-то из наших соседей! – ахнула Саша, до которой наконец дошла жестокая правда во всей своей очевидной наготе.

– И Антона убил тоже кто-то местный! И вот какие у меня есть соображения по такому случаю.

Василиса поманила Сашу к себе поближе и принялась шептать:

– У Антона в поселке есть кореш. Они с ним не разлей вода. Если Антон что-то с коллекцией оружия замутил, то этот тип стопудняк будет знать!

– Чего же мы ждем? Идем к нему!

– К нему без бутылки соваться не нужно, разговора все равно не получится.

– Это кто же такой? – насторожилась Саша. – Уж не наш ли дядя Толя?

Приятеля Антона звали Колей, но он выглядел копией дяди Толи. Впрочем, остатки миловидности, как и прилипшая к влажному лбу белокурая челка, еще присутствовали в этом человеке. Но алкоголь, уже не один год делавший свое гнусное дело, почти уничтожил крепкого симпатичного мужчину и превратил его в жалкую деградирующую развалину.

Разговор, поведение, даже взгляд казались у Коли с дядей Толей похожими. Коля – это была чуть более свежая и молодая версия дяди Толи. Лет десять-пятнадцать, и его точно так же будут звать дядей Колей, примет он эстафету у дяди Толи, и станут теперь уже к дяде Коле таскаться алкаши со всего поселка, чтобы весело провести время, попить, попеть и погудеть.

Перед свиданием с Колей подругам пришлось дождаться открытия магазина, купить там бутылку дешевой бормотухи и только после этого отправиться вместе с бутылкой в гости к Коле.

Тот бормотуху принял и сразу же налил прямо в грязный, мутный от чужих пальцев стакан.

Сашу затошнило от одного вида этого стакана, но Коля никаких недостатков ни в нем, ни в принесенном ему пойле не видел.

– За упокой души моего другана бедного Антохи!

И, закатив глаза к закопченному потолку, он благочестиво возвестил:

– Царствие ему небесное!

И выпил до дна. Потом налил еще стакан и снова выпил. Затем еще один. Если бы царствие небесное зависело от количества выпитых за помин души Антохи стаканов, то смело можно было гарантировать почившему прямой и стремительный путь в рай.

Выпив, Колька разоткровенничался.

– Это ты, Василиска, виновата, что Антоху порешили, – сказал он. – Это все из-за тебя! Стерва ты, а не баба!

– Я-то чего?

– А того! Не любила ты Антоху, а он тебя любил.

– Ага, и бил, наверное, поэтому?

– Да, – невозмутимо и важно кивнул Коля. – Поэтому!

– Ну, а мне такая его любовь не нужна, чтобы я из-за нее вся синяя с головы до ног ходила. Пусть спасибо скажет, что я в тюрьму его не засадила!

– Тюрьмы Антоха не боялся, а боялся он черствости человеческой.

Три стакана портвейна сделали свое дело, и Коля прослезился, окончательно поверив, что лучше его покойного друга на свете человека не было.

– Тонкой души человек был друг мой Антоха! Сколько раз сидим с ним вместе, а он все о тебе! Будто бы других тем уж и нет! Так что ты знай, от великой любви к тебе он погиб!

– Да при чем тут его любовь ко мне?

– А при том, что догадывался он, тебе деньги от него нужны.

– Мне?!

Василиса даже задохнулась от возмущения, но Коля невозмутимо продолжал:

– Жадная ты баба, Василиса, меркантильная.

– И в чем же таком моя меркантильность выражалась?

– Подарки ты с Антона все время требовала!

– Это какие же подарки, позволь спросить? – рассвирепела Василиса. – Это когда я ему намекнула, что приходить ко мне и все мои запасы провианта подъедать – не дело? Что иной раз не худо мужику и в дом хоть хлеба с колбасой принести?

– Вот я и говорю, меркантильная. Он тебе бухло приносил…

– Которое сам же и выпивал! Я такую дрянь, как вы хлещете, не пью!

В таком ключе разговор длился еще некоторое время, пока Василисе не надоело отбрехиваться от нелепых наговоров и она не выпалила:

– Отвечай, что Антоха такое задумал, что ему по башке нынче ночью прилетело? К кому он пошел, как из больнички выписался?

Колька важно взглянул на Василису:

– А вот не скажу!

– Мне не скажешь, следователю скажешь! Как миленький! В полиции с тобой церемониться и портвейном поить не станут. Так примут и отрихтуют, что света белого не взвидишь!

Василиса была в такой ярости, что Колька струхнул.

– Э-э! – предостерегающе поднял он руку. – Ты потише! Чего шумишь? Разве я отказываюсь говорить? Пожалуйста, все скажу.

– Вот и говори!

– Антоха и впрямь дело надумал. Когда его в больничке следак допрашивал, Антоха ему соврал, что бутылку ту с водкой паленой в траве нашел, ну и не удержался, отпил из нее глоточек-другой. А на самом деле не так было.