Журавка. Радугань

Собрались скоро, потому что заранее готовились к побегу. Еще весной вырыли в лесу землянки по соседству с Егорычем. Там место укромное и вода рядом.

К рассвету нагрянули каратели, но никого не застали. Пуст был партизанский поселок. Люди покинули его.

НАД РЕКОЙ СИНЕЗЕРКОЙ

Тихо, ласково течет Синезерка. День солнечный. На плоту женщины полощут белье для партизан, весело, как в мирное время, переговариваются, перестукиваются вальки. На полянке, глубоко врезавшейся в березняк, играют детишки. Прыгают разгоряченные в воду, барахтаются, визжа от удовольствия, плывут к другому берегу. Не каждому удается доплыть — широка Синезерка.

Самые неуёмные игру затеяли: заберутся на березку потоньше, как на качелях, раскачиваются, к земле клонят. А березка сопротивляется. Встряхнется, прихорошится и стоит стройная. Не сломить ее, не смять.

Егорыч, заметив недобрую игру, рассердился, закричал на ребят:

— Кыш, опенки бесхвостые! Красоту этакую сломить задумали! Нешто фашисты вы?

Мальчишки врассыпную. С обрыва в Синезерку ныряют и уже из воды выкрикивают со смехом:

— Не будем, Егорыч! Не злобись. Зачем опенками нас называешь? Да еще бесхвостыми? Разве опенки хвостатые бывают?

Что с ними разговор вести! Егорыч с улыбкой взглянул на Антошу. Этот не станет дерево ломать. Вон, обрадовался, что разбежались ребята, отпустили на волю березку.

— Сильно жалостливая у тебя душа, Журавка, — заметил Егорыч. — Потому быть тебе лесовиком. Лесу души добрые нужны. Верно я тебе говорю.

— Егорыч, — вспомнил свое Антоша. — Ты обещал, за ягодами мы пойдем, у березки попросим. Как мы будем просить?

— Обыкновенно, стало быть, и попросим. Накормим сначала хлебушком, как полагается, и скажем: «Березка белая, березка кудрявая, дай нам ягод, а мы тебе хлебушка».

— Ой, Егорыч, разве березки хлеб едят?

— А ты слушай меня, опенка бесхвостая. Мне лучше известно, кто что ест. Ну, пойдем, что ль, за ягодой?

— Пойдем, — обрадовался Антоша.

— Поначалу, — важно говорил Егорыч, — зайдем к главной березке. Я у нее совета всегда прошу. Накормлю хлебцем, а она за это наведет на ягодное место или на грибное.

И они пошли к любимой Егорычевой полянке. Правда, не стоило уходить так далеко, поблизости тоже была ягода. Да видно, хотелось Егорычу повстречаться со своей приятельницей — старой березой на потайной полянке.

— Куда это вы? — окликнула бабка Степанида. — Чайку попейте.

Она разводила свой маленький самовар, сыпала в него шишки. Из трубы тянуло сладковатым дымком.

— Мы березку кормить! — гордо заявил Антоша. — Нам некогда пить чай.

— Ну, идите, кормите, — чему-то улыбнулась бабка. — Не забудьте земляники принести к чаю. Да побольше. Вместо сахару будет.

Егорыч с Антошей ушли. Из рощицы выскочил Димитрушка, с торжествующим визгом побежал к Степаниде.

— Гляди-ка, гляди, сколько ягод набрал! Возьми себе. Я еще найду.

И побежал снова в рощицу разгребать высокую траву. Может, выглянет оттуда красная ягода?

Никто не заметил, как над Синезеркой вынырнул самолет. Низко скользнул над лесом, чуть не задев верхушки деревьев. И вдруг начал строчить из пулемета по открытой полянке, где виднелись люди.

Егорыч услышал гул самолета. Он схватил Антошу, прижал к стволу крупной березы, загораживая мальчика своим телом. Все время он настороженно следил за самолетом. И когда тот делал новый заход, Егорыч плотнее прижимался к дереву, укрываясь от пуль.

Поблизости упала бомба. Дохнуло горячей волной, оглушило выстрелом. В ствол березы, за которой притаился Егорыч с Антошей, впились осколки, сильно поранив ее. Будто слезы от боли, брызнул сок. Пошатнулась израненная березка, но устояла перед страшной силой. С благодарностью подумал о ней старый лесник. Много сложено песен о березе. А эта, зеленокудрая, не для песен веселых и ласковых выросла, не для девичьих хороводов — от врага защитница.

Снова и снова, как игрушечный солдатик, кружит Антоша вокруг израненной березы. Так велит Егорыч. Будто в прятки играют они с вражьим летчиком. Вдруг Егорыч услышал пронзительный вскрик. На открытой поляне у самого берега Синезерки упал Димитрушка и смолк.

Не выдержал Егорыч, забыл об опасности.

— Стой тут, Журавка, хоронись за березкой. Я мигом.

И он побежал, не пригибаясь, туда, где лежал Димитрушка. Пока немец делал новый заход, Егорыч успел подхватить мальчика и спрятался за дерево. Димитрушка очнулся, закричал надрывно, пронзительно и снова впал в беспамятство.

С воем кружил над лесом самолет. Последняя бомба угодила в Синезерку, никого не поранив. И тихая речка взметнулась вслед самолету гневными всплесками.

АНТОШИНЫ МЫСЛИ

Антоша не мог уснуть. Он вздрагивал от крика птиц. Вскакивал с постели, заслышав паровозный гудок, доносившийся с разъезда. Ему казалось, что это звенит бомба и вот-вот взорвется.

— Егорыч! Егорыч! — кричал он в темноте.

— Ну что, что ты, Журавушка? — успокаивал его старик. — Не бойся, спи. Не прилетит больше немец: ему темно тут в лесу злодействовать. Спи.

Мальчик затих, задумался.

— Егорыч, — заговорил он снова, — а немцы кто?