Журавль в небе

Забот у нее было полно и в любимой фирме «Твой дом» («Мой дом», — каждый раз думала Тамара), и с Натуськой, которая поступила на юридический факультет ради Лерки с Оксаной, а те провалились, и теперь Наташка маялась тяжелыми думами: учиться на этом проклятом юридическом, который ей одной даром не нужен, или уж плюнуть на него в знак солидарности с подружками. И с Анной были заботы — Анна скоро должна была родить, Тамара слегка тревожилась, все-таки операция была не так давно… Все вроде было нормально — но тревожилась. И квартиру для Анны хотелось сделать новую поскорей, еще до рождения ребенка, но вариантов подходящих все не попадалось. Вот Юрий Семенович — тот точно нашел бы сразу то, что нужно. Но Юрий Семенович за все лето появился в городе всего два раза, и то почти проездом, каждый раз всего дня на три, — занят он был очень, и своим заграничным бизнесом, и «Стройинвестом», и новым издательством, которое только начало работать. Так что своими личными делами Тамара его беспокоить не хотела. Тем более, что все время помнила те два дня на его даче и тот нелепый разговор, и хоть он больше не возвращался к теме женитьбы и вообще вел себя как ни в чем не бывало, она все-таки не верила, что он все забыл. Надеялась, что забудет, но не верила…

Ну и правильно не верила. Ничего он не забыл, он никогда ничего не забывал и другим забывать не давал. И напоминал всегда в самый неподходящий момент — это давно уже за ним было замечено.

…Вот и сейчас более неподходящего момента он и нарочно бы не придумал. В этот день Тамара была почти невменяемой от радости, облегчения, долгой бессонной ночи накануне и от записки, которую передала из палаты Анна, а в записке было слово «бабушка»: Анна родила ей внучку! Сегодня под утро Анна родила — легко родила, без всяких проблем! — здоровую, большую девочку, толстую и красивую. Тамара, конечно, еще не видела внучку, это Анна написала, что Женька толстая и красивая. Утром Тамара принесла эту записку, и шампанское принесла, и торт. Шампанское выпили сразу, торт доели чуть позже, а записку Тамара все перечитывала и про себя, и вслух — всем, кто появлялся в офисе. Ну и, конечно, в офисе появился Юрий Семенович, хотя должен был прилететь из своей Германии только через неделю. Она и ему прочла записку Анны, и нацедила полстакана шампанского из четырех пустых бутылок, и рассказала, как она волновалась, и кричала в восторге:

— Бабушка! Нет, ты представляешь? Я — бабушка!

Юрий Семенович глотнул уже теплого шампанского, хмыкнул и сказал:

— А что? Даже оригинально. Представляешь, на свадьбе кто-нибудь спрашивает: «А что это за малышка?» — а ему отвечают: «А это внучка невесты». Как тебе оно?

— Ужас, — искренне ляпнула Тамара, не успев подумать. — Кошмар. Сквозь землю провалиться можно.

— У, как все запущено… — Он осуждающе поджал губы и покачал головой. — Сколько предрассудков бывает у женщин! У такой маленькой и в принципе не очень глупой женщины — и столько дурацких предрассудков… Тебе должно быть стыдно.

— Почему это мне должно быть стыдно? — обозлилась Тамара. — Это тебе должно быть стыдно! Так нельзя, Юрий Семенович! Это несерьезно!

— Сильно сказано, — насмешливо заметил он. — И эмоционально, да… Стало быть, ты так и не поняла до сих пор, что это серьезно? Очень, очень серьезно. Но вообще-то, действительно, на бегу такие вопросы обсуждать не следует. Тем более, что ты к ответу еще не готова, как я понял. Я вот одно не понял — а почему ты до сих пор не готова к ответу?

— Потому что ты тиран и деспот, — подумав, заявила она. — И рабовладелец. И этот, как его… сатрап. Я не думала, что ты можешь быть таким. Я тебя даже бояться начала, понимаешь?

Он остро глянул, тут же опустил глаза, уставился в пустой стакан и криво усмехнулся:

— Выдумываешь что попало… Ладно, разберемся. Что у нас нынче, ноябрь? Я ближе к Новому году приеду, надолго, тогда и поговорим серьезно. Тогда и выясним, кто кого боится и почему. Может, хоть к Новому году ты как следует все обдумаешь.

— Ты меня просто не слушаешь, — нервно сказала Тамара, ломая в пепельнице недокуренную сигарету и тут же закуривая следующую. — Мне все время кажется, что это для тебя игра какая-то: кто кого переупрямит. Я не понимаю, зачем тебе это нужно. И… мне обидно.

— Вся наша жизнь — игра, — хмуро бросил он. — И я привык выигрывать. А тут… вон чего делается. Мне, может, тоже обидно.

Черт знает что творится. Так нельзя. Так, чего доброго, они и врагами станут. Мысль эта страшно ее расстроила, но что делать — она этого не знала.

— Не знаю, что делать, — признался Юрий Семенович после долгого неловкого молчания. — Несу что попало. Тебя обижаю, сам обижаюсь. Так и врагами стать можно… А не хотелось бы. Не надо нам быть врагами, Тамарочка.

— Это что, угроза? — Она по-настоящему испугалась. Не хватало только заиметь такого врага…