Журавленок и молнии

— Мой брат. Лавенков из третьего «Б», — разъяснил Сашка. — Вы, конечно, уже забыли. Он вчера бежал по коридору, а вы его за ухо хвать и в учительскую поволокли. И лбом о косяк.

Виктор Борисович коротко задохнулся:

— Ты… Ты… Это чудовищная клевета! Это… Ин-си-ну-ация!

— Я не знаю, что такое эта ин… си… В общем, не знаю, — холодно ответил Сашка. — Только Вовка никогда не плачет, а вчера пришел со слезами. И ухо болит до сих пор.

— Ты лжец!

— Нет, — сказал Сашка.

Он стоял прямой, спокойный. «Он совсем не боится, — подумал Журка. — Потому что у него есть брат. Он заступается за брата. Не страшно, если за брата… или за сестру…» И Журка сказал:

— Лавенков не врет. Он вообще никогда не врет. Он командир нашего отряда.

Виктор Борисович дернул головой с гладкими бесцветными волосами и тонким пробором. Глянул не то на Журку, не то сквозь него и повернулся к Маргарите.

— Всем! — сказал он с частым придыханием. — Всем! Вот этим… и ему… — Он ткнул в Лавенкова. — За третью четверть поведение «неудовлетворительно»! Всем! Я доложу сейчас директору!

Он почти бегом заспешил к выходу — маленький, худой, похожий на мгновенно состарившегося мальчика — и со стуком закрыл за собой дверь.

— Достукались, — горько сказала классу Маргарита Васильевна. Пять «неудов» за четверть. Прекрасные показатели! Как ты думаешь, Лавенков?

— А почему пять? — Лавенкова, кажется, ничуть не тронул грозящий «неуд». — Бердышев, значит, ни в чем не виноват? Так и отсидится?

Все повернулись к Тольке. Он сидел, хлопая белыми ресницами. Будто хотел сказать: «А я-то при чем?»

— Разберемся и с Бердышевым, — неуверенно пообещала Маргарита Васильевна.

— А Лавенкову за что «неуд»? — спросил Журка.

— За безобразную грубость! — отрезала Маргарита.

— А-а! — протянул Димка Телегин. — Это значит, Санька сам таскал своего брата за ухо! А свалил на Виктора Борисовича.

— Телегин! Ты тоже хочешь заработать?

— А я не боюсь, — весело заявил Димка. — Подумаешь, поведение снизят. Пять лет впереди, сто раз еще исправлю.

— Это у тебя-то пять лет впереди? С такими-то замашками? Кто тебя возьмет в девятый класс? Как миленький отправишься в ПТУ.

— А что ПТУ, штрафбат, что ли? — спросил Митька Бурин. — В некоторые училища конкурс, как в институты.

— В такие училища, дорогой мой… — начала Маргарита, но тут открылась дверь, и все вскочили: вошла директор Нина Семеновна.

— Садитесь, садитесь, ребята… Маргарита Васильевна, говорят, что-то веселенькое выкинули наши детки, а?

Она была добродушная, уверенная, не умеющая волноваться. А Маргарита заволновалась, как школьница:

— Да, Нина Семеновна, к сожалению. Вот эти… Сначала драка, потом…

— Знаю, знаю. Это и есть заводилы? Смотрите-ка, даже девочка. Ну и петухи…

— Виктор Борисович требует снизить им оценку за четверть, — зло, но неохотно произнесла Маргарита. Понятное дело — ей самой не хотелось, чтобы класс терял показатели.

На добром, домашнем лице Нины Семеновны проступила полуулыбка.

— Ну, это мы посмотрим. До конца четверти далеко, может быть, они исправятся. А, орлы?

Она, кажется, ожидала радостных обещаний, что да, исправятся. Но шеренга хмуро молчала. И Лавенков молчал. Однако это не обескуражило Нину Семеновну.

— Исправятся, — решила она. — А вы, Маргарита Васильевна, понаблюдайте. Разберитесь. Побеседуйте, если надо, с родителями…

Журка и Горька проводили Иринку до троллейбуса. Сначала шли молча. Потом Горька рассмеялся:

— А Бердыш-то ничего не понял!

— Что не понял? — удивился Журка.

— Он же ничего не знал про передачу, точно вам говорю… У него просто привычка такая: отругиваться. Не помните, что ли? Ему скажешь: «Ты дурак», а он: «Как твой папа» или «А у тебя мама горбатая»…

«А ведь верно», — подумал Журка.

— Все равно. Так ему и надо, — сказала Иринка.

— А Грабля-то как вскинулся! Я даже не ожидал, — вспомнил Горька.

Журка тоже подумал о Грабле, а потом о всей компании Капрала. И о самом Капрале. Было жаль его. Хоть и виноват, а все равно жаль. Потому что не забыть, как он шел рядом и укрывал Журку своей курткой. Но Журка не сказал об этом. Горька все равно не поймет. Он после той истории с бутылкой только плюется, услышав про Капрала. А Иринка поймет, но вспомнит, что Капрал затеял драку, когда был пьяный. И, значит, про отца вспомнит… Журка сказал озабоченно:

— Как бы Маргарита и правда не пошла к родителям…

— Ну и пусть, — отозвалась Иринка. — Меня ругать не будут, меня мама с папой всегда понимают.

Журка посмотрел на нее укоризненно: «А Горька?» Тот будто услышал его мысль. Небрежно проговорил:

— Мне наплевать. Папаша от меня отступился, больше пальчиком не трогает.

«Вот это хорошо, — обрадованно подумал Журка. — Если только Горька не врет. Нет, кажется, не врет».

Иринка взглянула на Журку с беспокойством.

— А тебе не влетит?

— Мне? — удивился он. — За что? Думаешь, мама не поверит мне, если я все объясню?

— А… папа?

Журка скучным голосом сказал:

— Это меня не волнует.

В маленьком королевстве