Журавленок и молнии

— Говорите, — сухо сказал король. — Но о том, чтобы миловать, не может быть и речи.

— Ваше величество! Вы великий и мудрый король, — начал министр, прижимая к парадному камзолу растопыренные сардельки. — Посудите сами, мог ли я узнать принца со спины, когда он… гм… несколько торопливо покидал мой сад. Вы изволите видеть, что его высочество сейчас не в придворном платье. Он своей одеждой ничем не отличается от других юных подданных вашего величества… И даже ухо, за которое я… слегка придержал его высочество, такое же, как и у остальных детей королевства. Мог ли я подумать? Это ухо… да простят меня ваше величество, ваше высочество и господа министры, даже… гм… не совсем вымытое. В точности как у любого мальчишки…

Кое-кто из членов Государственного совета неприлично хихикнул.

Принц гордо сказал:

— Неважно, чье ухо. Вы забыли, что мой дед, король Эдоардо Пятьдесят Третий, Добрейший, запретил взрослым хватать детей за уши, раздавать подзатыльники и вообще обижать маленьких! Это государственный закон. А тем, кто спорит с государственными законами, грозит отсечение языка. В некоторых случаях — вместе с головой.

Папа-король почему-то слегка покраснел, а министр еще сильнее прижал к камзолу сардельки.

— Ваше высочество! Вы развиты не по годам и прекрасно знаете законы. Но ведь есть и закон, который оберегает собственность. В том числе и яблоки в садах жителей королевства!

— А кирпичи? — в упор спросил принц.

— Что… кирпичи? — тихо сказал министр.

— Желтые, — сказал принц.

— Какие… желтые… — прошептал министр Унутренних дел и стал белым.

— Те самые, которыми вымощены дорожки в вашем саду, — сказал принц. — Те, из которых построен гараж для вашего нового автомобиля. Те, которыми облицован ваш фонтан. Очень уж они похожи на те, которые зимой исчезли со строительства городского плавательного бассейна для ребят. Я сегодня посмотрел, так прямо в точности такие же. Может быть, поэтому вы и не любите пускать посторонних в ваш сад, господин министр?

Министр Унутренних дел покрылся потом, похожим на стеклянные бусины.

— Та-ак… — сказал премьер Гран-Градус. — А вы, господин Ганц-Будка, рассказывали что-то про грабителей из-за границы.

— Та-ак… — сказал министр Медных и Серебряных денег. — Это был убыток на четыре с половиной тысячи монет.

— Та-ак, — сказал король и поднялся опять. — Эй, стража!

Министра-жулика решили немедленно посадить в тюрьму. И держать там, пока не перевоспитается.

— Ваше величество, — взмолился он. — Можно хотя бы попрощаться с женой и взять с собой транзисторный телевизор?

— Попрощаться можно, — сказал король. — А насчет телевизора номер не пройдет… Господин премьер, дайте ему с собой в темницу старый граммофон и пластинку с песней «О великая Унутрия, ты прекраснее всех стран!» Может быть, этот древний гимн скорее перевоспитает… унутреннего хапугу… Да прикажите разобрать его гаражи и фонтаны и вернуть кирпичи на строительство бассейна.

— Ваше величество, а куда его сажать? — шепотом спросил министр Медных и Серебряных денег. — Тюрьмы-то нет.

— Как нет?

— Видите ли, ваше величество… Она столько времени пустовала… Вот я и решил пустить ее под гостиницу для туристов. Они почему-то обожают ночевать в старинных казематах с решетками. А государству доход…

— Новое дело! — возмутился король. — Довели страну, даже тюрьмы не стало!

— Жили же до сих пор… — виновато пробормотал министр Медных и Серебряных денег. — Ваше величество, а может быть, его посадить в дворцовое подземелье? Там есть комнатка, где раньше хранились королевские бриллианты. Сейчас, увы, там ничего не хранится…

— Валяйте, — согласился король и повернулся к принцу. — А ты иди учить уроки, герой…

…Вероника Григорьевна перестала читать и оглядела ребят. Осторожно спросила:

— Ну как?

— Здорово! — сказал Журка.

Другие тоже сказали, что здорово. Только Иринка ревниво заметила:

— Это все про принца и короля. А где же Золушка?

— Скоро будет и Золушка.

Бал

Вечером король пришел в комнату принца. Юный Эдоардо уже лежал в своей старинной неуютной кровати под бархатным балдахином с кисточками. Но еще не спал. Кровать была громадная, принц казался в ней совсем маленьким, и королю опять стало жаль его.

— Ну что, навоевался за день, герой? — спросил отец.

— Угу…

— А почему такой грустный? — Король присел на краешек постели.

— Не знаю… — вздохнул Эдоардо. Он и в самом деле не знал. Но скорее всего грустно было от вечернего одиночества. Оттого, что не с кем поговорить перед сном и поделиться планами на завтра. Была бы мама… Папа, конечно, иногда заходил по вечерам, но так нечасто…

— Ничего, — смущенно сказал король. — Скоро каникулы, вот уж набегаешься… А если хочешь, давай устроим во дворце детский бал! А?

— Можно, — рассеянно согласился принц, но тут же поморщился:

— Ой, опять в кружева и бантики наряжаться. В школе надоело. Мальчишки дразнятся…

— Что делать, у королевских семей свои трудности, — вздохнул папа-король. — Зато я могу подарить подходящую к твоему придворному костюму шпагу.

— Настоящую?!