Журавленок и молнии

— Да чего же проходить-то, если… — начала растерянно женщина и как-то машинально шагнула в прихожую. Дернула мальчика за собой. Он худыми, какими-то ломкими ногами переступил порог и опять замер, не поднимая головы.

В полутемной прихожей не было окон, и Журка включил яркую лампочку. Женщина растерянно мигнула. Журка увидел ее тоскливые, беспомощные глаза, дряблые щеки, маленький жалобный подбородок и понял вдруг, что это лицо ему знакомо. Но откуда и почему, не вспомнил. Они встретились глазами, и Журка торопливо перевел взгляд на мальчишку.

Тот казался чуть младше Журки. По виду — класса из четвертого. Тощий, с большими ушами, торчащими из-под прямых черных прядок. Волосы упали вперед, лица не разглядеть. Он был в новых сандалетках, голубых носочках, в летнем синем костюмчике с олимпийскими колечками на кармашке. Новый этот костюмчик сидел на мальчишке неловко и твердо, торчал острыми углами — как спичечный коробок, наткнутый косо на длинную лучинку. Кое-где на жесткой материи заметны были слежавшиеся складки. И Журка вдруг догадался, что в эту нарядную, поспешно купленную одежду мальчишку засунули специально: чтобы он казался более приличным, более воспитанным. Даже более маленьким. Это, мол, не хулиган, а ребенок, который случайно совершил нехороший поступок.

Волчонка одели в костюмчик смирного зайчика. Журка снисходительно усмехнулся этой мысли, но злости к «волчонку» не почувствовал. Появилась только какая-то смесь обиды и пренебрежительной жалости. И еще болезненное любопытство: каково ему сейчас?

Журка представил себя на месте «волчонка» и зябко шевельнул плечами: лучше не думать про такое…

— Вы заходите, — стесненно сказал он. — Посидите…

— Да чего ж… — опять проговорила женщина, однако нагнулась, чтобы расстегнуть туфли.

— Не надо, — поспешно остановил ее Журка. — Что у нас, музей, что ли… Вы идите в комнату и садитесь. Папа скоро…

В комнате он отодвинул от стола два стула. Женщина села, опустила с головы на плечи косынку, разгладила на коленях слишком яркое цветастое платье. Вздохнула. Мальчик не сел. Встал рядом с ней, сбоку от стула. Все такой же: с опущенной головой и неподвижный. Только пальцы его суетливо мяли и дергали края штанишек. Женщина сильно хлопнула его по руке. Потом громко, будто здесь было много людей, проговорила:

— Родила его на свою голову! На старости-то лет! Маюсь вот теперь… У мальчика тоже проси прощения, бандит! Ты ведь и его мог прибить!

«Волчонок» быстро облизал губы, приоткрыл рот, судорожно глянул из-под волос на Журку. У него были какие-то ощетинившиеся и в то же время умоляющие глаза.

— Не надо у меня ничего просить! — почти крикнул Журка. — Вы… посидите. А я пойду. У меня уроки…

Он ушел в свою комнату, сел к секретеру, открыл первую попавшуюся книжку — учебник истории. Посидел над ним, не зная, что делать. Подумал: «Хоть бы скорее папа пришел…» Потом не выдержал, оглянулся.

В открытую дверь женщину не было видно — только краешек стула с цветастым платьем. А мальчишка был виден весь. И они опять встретились глазами.

Это был взгляд чуточку дольше, чем первый. И Журка почувствовал, как страшно, мучительно стыдно и тоскливо сейчас «волчонку».

«Если бы знал, ни за что бы, небось, не кинул», — подумал про него Журка.

А зачем кидал?

В самом деле, зачем?

Что его толкнуло схватить булыжник и швырнуть в стекло летящей машины? Ведь ни Журка, ни отец никогда-никогда и ничего-ничего не сделали ему плохого.

Зачем?

Да, это, оказывается, был главный вопрос. Он сразу же засел в Журке твердым колючим кубиком.

Если бы понять: почему был брошен камень? Журке теперь казалось, что жить тогда стало бы проще и легче. Может быть, мальчишка не так уж виноват? И Журка однажды схватил кусок щебня и хотел швырнуть в машину. Правда, вслед, а не навстречу, но мог бы и навстречу. От жгучей боли, от обиды, от злости на весь мир. Что он тогда понимал?

Люди, которые мчались в том «Запорожце», наверняка не хотели обрызгать Журку. Наверно, и не заметили его. Может быть, спешили по важному делу. Но в тот яростный миг Журка считал себя правым. Это хоть как-то можно понять.

А «волчонок»? Может, и с ним было что-то похожее? Журка опять уткнулся в учебник, не видя ни букв, ни картинок. И тут услыхал:

— Мальчик… Наверно, мы потом придем, попозже. Нехорошо так сидеть-то… Мы пока по магазинам походим, а через часик опять зайдем…

Журка вышел в большую комнату.

— Ну… как хотите. Я скажу папе…

— Ты уж скажи, а мы придем еще раз… Вот не простит тебя его папа, в колонию попадешь, дурак, или в школу специальную… Пошли давай! — Она сильно дернула сына.

— Постойте, — неожиданно для себя сказал Журка. — Вы его оставьте… Здесь оставьте.

— А… как? Зачем? — растерялась она.

— Идите в магазины, а он пока пускай здесь… Папа придет, они и поговорят.

— Без меня?

— Ну, не вы же камень кидали, — чуть усмехнулся Журка. — Он кидал, он пусть и отвечает.

— Да что он скажет-то? Одно знает: в пол упрется глазищами — и ни гу-гу.

— Ну, ничего. Может, не упрется…

— А будет папа с ним с одним-то разговаривать?