Журавли над полем (сборник)

Однако в семеноводческой работе уже многое стало меняться в лучшую сторону, и, как следствие, в 1936 году совхозы и колхозы обязаны были выделять семенные участки для посева зерновых сортов улучшенными отборными семенами. А 29 июня 1937 года вышло Постановление Совнаркома СССР «О мерах по улучшению семян зерновых культур» и был учрежден ряд государственных селекционных станций, районных семеноводческих хозяйств и сортоиспытательных участков.

В том же 1937 году Тулунской селекционной станции был присвоен статус государственной и в том же году тулунские селекционеры сдали в Госсортофонд 300 центнеров сортового зерна пшеницы.

А к 1939 году тулунскими селекционерами был выведен ряд сортов, в частности, пшеницы Сибирка 1818, Тулун 14, ячменя Заларинец, овса Байкал, которые были переданы на государственные сортоиспытания.

Но мы забежали несколько вперед.

Сергея Алексеевича Ермакова назначили начальником отдела областного зернового управления. При встрече с Маркиным новый начальник напомнил ему о прошлом разговоре и показал статью академика Лисицина, подвергшего критике сорт пшеницы, созданный Лысенко. А говорили они в прошлый приезд Маркина о недопустимости верхоглядства в науке, что любой сорт надо проверять и перепроверять и только потом передавать на сортоиспытания.

Маркин внимательно прочитал статью, в которой Лисицин писал о том же.

Зерно пшеницы, за номером 1163, по словам Лысенко, слишком мучни-сто и дает плохой хлеб. Этот недостаток академик Лысенко обещает быстро исправить. Кроме того, сорт поражается головней. Короче, говорить о его районировании пока не только рано, но и вредно, поскольку такие недоработанные семена нельзя передавать в массовое производство. И если принять во внимание, что сорт селекционно недоработан, говорит в своей статье академик Лисицын, и не прошёл государственного сортоиспытания, то сам собою встает вопрос: для каких надобностей этот сорт размножается такими темпами? Едва ли семеноводство страны будет поднято на более высокую ступень, если в производство будут поступать такие семена пшеницы, которые еще и сортом-то назвать нельзя.

– Ну что ж, статья, по-моему, дельная и доводы Лисицина обоснованные. А что дальше? Как всему этому воспрепятствовать? – поднял голову Маркин. – Вы же понимаете, как будоражат умы простых колхозников подобные, не подтвержденные ничем заявления Лысенко и его последователей от науки, а нам здесь бьют по рукам, выдвигая чуть ли не обвинения во вредительстве.

– Не могу сказать, что будет дальше, и не знаю, каким образом дать по рукам таким лжеученым, как Лысенко, – пожал плечами Ермаков. – Лысенко и вообще-то делает, что хочет, вводя в заблуждение высшее руководство страны. Бороться с такими, как он, по моему мнению, можно только создавая действительно продуктивные сорта и противопоставляя их тем, которые тот предлагает – другого пути лично я не вижу. В общем, это я тебе для общего кругозора статью подкинул, чтобы взял на заметку. Ты мужик умный, надеюсь, все понимаешь правильно.

Василий Степанович по-доброму относился к Ермакову, верил ему, всецело разделял его позицию относительно таких лжесортов.

По просьбе же Ермакова он стал руководить курсами аппробаторов в Ир-кутском сельскохозяйственном институте. Здесь он безвозмездно, на общественных началах прививал любовь к селекционной работе молодым студентам, и такая работа ему была по душе, хотя и отнимала много личного времени, отрывая от основного дела и от семьи.

Здесь-то судьба свела его с молодым агрономом Александром Соловьевым, который был одного с ним года рождения и отличался от других студентов неподдельным интересом к селекции растений, особым старанием в учебе, и с которым в дальнейшем ему еще предстояло встретиться.

Исследовав в лаборатории качество зерна, которое привез Быков, Маркин остался доволен его характеристиками и решил скрестить сорт с Ударницей.

После двух лет гибридизации получился раннеспелый сорт, с крупными зернами, устойчивый к полеганию и пыльной головне. Василий понимал, что новая линия фактически уже готова, чтобы называться сортом, и может быть передана на сортоиспытания, однако оставались сомнения: возможно что-то не досмотрел, не додумал, не доработал, и Маркин решил не спешить с выводами, тем более что время еще было, до посевной оставалось несколько месяцев.

Мысли об этом сорте не оставляли его. Острое желание посоветоваться с кем-то сторонним от селекционной работы, но опытным в жизни человеком, он поехал к своему старшему приятелю пасечнику Зиновьеву, завернув для начала в магазин за бутылкой водки и пряниками, которые любил старик.

– Ты, парень, все норовишь побаловать меня, старика. – глядя на пряники, повеселен Тимофей Захарович. – А ежели я откажусь от твоих гостинцев?

– Вы ж один живете, кто ж о вас позаботится? – вопросом на вопрос ответил Маркин.

Пройдя к столу, поставил и бутылку.

– И с чем седни пожаловал, ты вить за просто так ко мне не ездишь?

Это вы уже напрасно, Тимофей Захарыч, я бываю у вас всякий раз, когда просит душа. А сегодня действительно хочу посоветоваться.