Журавли над полем (сборник)

– Вот ты, уважаемый новый заведующий, и покажешь нам всем, как надо работать, чтобы новые сорта появлялись каждый год, – съязвил Мусатов. – Если же по существу, то дело с сортами обстоит так: Писарев над Балаганкой начал работать в 1913 году, в 1921-м передал сорт на испытания. А районирован он был только в 1928-м. Вот тебе и вся картина с новыми сортами. Ты же понимаешь, что новые сорта ниоткуда не возьмутся, а могут быть созданы только на основе исходного материала. Те популяции, что имелись в распоряжении Писарева, – позднеспелые, и он пытался работать с местными, которые хотя и были скороспелыми, но имели мелкое зерно, высокую полегаемость и поражались пыльной головней. Поэтому Писарев обратил внимание на образец из Балаганского уезда и методом индивидуального отбора вывел новый сорт, который и назвал Балаганкой. Сегодня Балаганка высевается почти во всей Иркутской области. К нам за семенами приезжают из Черемхово, Бохана, Баяндая, Заларей. Сорт устойчив к весенней засухе, неприхотлив к почве, но унаследовал часть недостатков от местных сортов. В общем, для тех лет новый морозоустойчивый сорт с коротким периодом созревания – прорыв в сибирской селекционной науке. Писаревым же были выведены сорта ржи Тулунская зелёноозёрная, овса Тулунский 86/5, ячменя Червонец и Заларинец, гороха Тулунский гибрид, картофеля Снежинка.

– Что же дальше? – продолжал делано наивно спрашивать Маркин.

– А дальше вот что: изучив местный материал, Писарев пришел к выводу, что без гибридизации нельзя вывести нужные для нашей области сорта. Он же и начал эту работу, наш отдел – продолжил.

Помолчал, потом спросил, видимо, об интересовавшем всех:

– Сколько же тебе, Василий Степанович, лет?

– Двадцать три.

– Негусто, хотя… Революцию делали далеко не старики. Нашему земляку Федору Лыткину, когда его назначили комиссаром правительства Центросибирь, было и всего-то девятнадцать годков.

– Не беспокойтесь, коллеги, о моем возрасте. Я парень дотошный, вредный и работать умею. О способностях и личных качествах каждого будем судить по делам.

Все заулыбались, заговорили разом, на столе появились кружки и откуда-то взявшаяся бутылка водки. Мусатов разлил, обратился к Маркину:

– Тебе, Степаныч, и первое слово. Заодно расскажи и о себе.

Маркин волновался, оглядывая тех, с кем придется работать ближайшие годы, решая такую непростую задачу – обеспечить людей новыми сортами пшеницы, которая бы по своим качествам устроила всех без исключения.

Он слово в слово помнил, что тогда сказал сотрудникам своего отдела, и это была первая в его жизни речь – горячая, искренняя, честная.

– Дорогие мои коллеги и новые товарищи, я родом из крестьянской семьи. Не скрою, семьи зажиточной, трудовой, не использующей наемный труд батраков. Да вот только земли на Ставропольщине маловато, а здесь, в глухой и вольной Сибири, – ее непочатый край. Еще работая на Шатилов-ской опытной станции, я слышал о Писареве, держал в руках его выведенные здесь сорта, мечтал поехать сюда, и такая возможность представилась. И вот я здесь, с вами и обещаю вам, что все силы положу на то, чтобы появились на свет хорошие сорта пшеницы, и не только пшеницы. Давайте за это и выпьем и будем друг другу помощниками, будем единомышленника-ми и соратниками.

Высокий, красивый, с открытым лицом парень нравился, и скоро все сидящие за столом почувствовали себя свободно, разговорились – каждый хотел поделиться чем-то своим, сокровенным. Поднявшись из-за стола, все пошли на высокий скалистый берег Ии, что негромко шумела своим перекатом, который как бы ограничивал поселок.

– А пойдемте на наше место, – предложил все тот же Мусатов, и ватага стала спускаться по крутой тропинке к воде.

Снег уже давно стаял, тропинка была сухая, и разнотравье перло из всех щелей согревающейся под майским солнцем земли.

Скалы будто нависали на гладью воды, огромные валуны приходилось огибать, а где-то и перепрыгивать с камня на камень. Наконец, открылась небольшая площадка с песчаным берегом – это было излюбленное место для купания, где бывала не только молодежь, но и более зрелый люд. Сюда приходили целыми семьями – с детворой, незатейливой едой в сумках, здесь разводили небольшой костерок, пекли картошку, кипятили воду, пили заваренный на травах чай, пели песни. Здесь они и остановились, вдыхая свежий прохладный воздух реки, которая чуть дальше от них поворачивала вправо.

Василию Маркину начальство выделило квартиру в доме на берегу реки. Добрые люди принесли старую деревянную кровать, набитый соломой матрац, старое же стеганое одеяло и перьевую подушку. А проживающий по соседству Виктор Мусатов принес медный, видавший виды чайник и алюминиевую кастрюлю с такой же алюминиевой кружкой.

– Вот тебе и справа, – сказал, рассмеявшись. – А там и сам обживешься, может, и женишься – девок у нас негусто, но для тебя молодого да красивого, авось, подруга найдется. В наши с тобой годы только и заводить семью, да и работать будет легче: у семейного человека иной стимул – есть для кого трудиться и жить.