Журнал Двести

Однако все это относится к Решилову. А что же В.Крапивин? Создав космогоническую модель (Великий Кристалл), он оказался в ловушке. И чтобы выбраться из нее (полностью, а не частично) он придумал и осуществил дьявольски хитроумный план. Собственно, повесть "Лоцман" и есть блестящее исполнение его плана. Она играет в цикле особую, важнейшую роль — это и есть завершение. Парадокс! Цикл, как я показал, не мог был быть завершен, но все-таки он завершен. Решение проблемы просто и изящно. Крапивин в "Лоцмане" не просто описывает кризисную ситуацию, в которую он сам попал; в том-то все и дело, что он описывает не *свой* кризис, но кризис писателя *Решилова*. Это не Крапивин попал в ловушку, а Решилов. Парадоксальным образом писатель резко меняет точку зрения. И вместе с ним ее должен изменить и читатель: все предыдущие повести цикла оказываются как бы "вложенными" в "Лоцман", это "творения" Решилова, а не В.Крапивина. Это он, Решилов, построив модель Вселенной, парадоксальным образом оказался в нее втянут. Крапивин все это только описал, оставаясь опять-таки *вне* любых схем и построений и сохраняя бесконечные возможности для творчества. Несколько упрощая можно сказать, что Крапивин подставил в ловушку вместо себя Решилова. Последний, таким образом, такая же "жертва", как и Гелька Травушкин. Пожертвовать жизнью последнего потребовалось, как мы помним, чтобы закончить роман, а "пожертвовать" Решиловым — чтобы закончить принципиально нескончаемый цикл [Любопытное сопоставление: Решилов является автором некоего романа "Станция "Желтый гном", в котором в финале мальчик Валерка двусмысленно погибает, бросившись навстречу поезду. После этого станция открылась и был общий праздник. Эта сцена однозначно проецируется на финал "Голубятни" (с "примесью" "Заставы на Якорном поле"). Объяснение, которое Решилов дает Сашке по этому поводу весьма схоже в аргументации самого Крапивина в отношении финала "Голубятни". Таким образом, "подставляя" Решилова, принося его "в жертву" В.Крапивин "искупляет" и свою вину в отношении Гельки (конечно, символически), поскольку Решилов в данном случае выступает как "заместитель" автора и "причина" гибели Валерки-Гельки.]. Впрочем, для Решилова все кончилось достаточно благополучно и неприятные стороны его положения заметны только со стороны, да и то при очень пристальном рассмотрении.

Что же дальше? Не потерял ли В.Крапивин, отказавшись, в известном смысле, от своего Кристалла, твердую почву под ногами, некоторую определенность? Думаю, что нет. С окончанием цикла о Кристалле бал завершен лишь этап, один из витков спирали творчества писателя. Начало всякого нового этапа несет в себе как опасности, связанные с известной многовариантностью, неопределенностью развития, так и чувство свободы, несвязанности теми или иными рамками.

Очень сложно говорить о том, что же впереди, однако, самые новые произведения В.Крапивина совершенно неожиданно оживляют в памяти, вступают в резонанс с давними и, казалось бы, уже занявшими вполне определенное место романами и повестями. Так, герои "Мальчика со шпагой" вдруг появляются в "Бронзовом мальчике", а "Самолет по имени Сережка" заставляет вспомнить и "Летчика для Особых Поручений" и "Ту сторону, где ветер…". Впрочем, это уже "другая история".

Беседы при свечах

Владислав Петрович Крапивин: "Я уже не могу прыгать через заборы…" Фрагменты бесед с читателями Вопросы задавали Юрий Никитин, Игорь Глотов и другие

— Владислав Петрович, существуют книги, которые, может быть, в литературном отношении безукоризненно сделаны, которые блестяще написаны, рукой мастера, которые интересно читать. Но вот люди прочитали эти книги, и ничего в их жизни не изменилось. Или почти ничего. Но существуют и другие книги, которые во многом определяют жизнь тех, кто их прочел. Вопрос в связи с этим: как получилось, что ваши книги образуют некую "вторую реальность", являются для очень многих ваших читателей чем-то большим, чем просто литература. Чем-то большим, чем просто искусство. Может быть, вопрос не точно сформулирован, мысль сложная…