Журнал «Если» 1993 № 03

«Сторм, наверное, может сломить меня, — подумал он, — но для этого ей понадобится, как минимум, расщепитель сознания».

Его даже не удивило, когда через пару часов она действительно пришла. Он со смущением ощутил, что его сердце вновь учащенно забилось. В длинном платье, высокая, гибкая и необычайно красивая, она словно парила над землей. Она держала в руке посох Мудрейшей; ее свиту составляло не менее дюжины ютов, среди которых Локридж заметил и Витукара. Гравитационный пояс создавал вокруг нее бледное сияние, образующее над головой ореол, о который, как о невидимый зонтик, разбивались капли дождя и каскадами устремлялись вниз, не задевая ее, — она словно утопала в серебристых струях водопада, подобно нимфе или русалке.

Она остановилась прямо перед хижиной; взгляд ее больших глаз оказался неожиданно печален.

— Ну вот, Малькольм, я здесь, — сказала она. — Я не могу отказать тебе…

— А вот я, кажется, уже не могу бежать к тебе по первому зову, как прежде, дорогая, — ответил он. — Жаль. Ведь я гордился тем, что принадлежу тебе.

— Ты не придешь?

Он покачал головой:

— Мне бы хотелось, но я просто не могу.

— Знаю. Так уж ты устроен. Если бы ты не хотел, это огорчило бы меня куда меньше.

— Что ты собираешься со мной сделать? Убить?

— Нет, я попытаюсь сохранить тебе жизнь. Ты даже не догадываешься, как я стараюсь.

— Послушай, — сказал он с внезапной надеждой в голосе, одновременно радостно и обреченно, — брось эту глупую затею. Прекрати войну во времени. Ты же ведь можешь.

— Нет, — сказала она непреклонно и гордо. — Я — Кораш.

Он не ответил. Капли дождя монотонно стучали по крыше.

— Ку хочет убить тебя и как можно скорее, — сказала Сторм. — Ты — орудие судьбы, и, если теперь ты стал нашим врагом, разве мы имеем право оставить тебя в живых? Но я убеждаю его, что сам факт твоей смерти может вызвать катастрофические для нас последствия. — Ее решимость заметно ослабла, она сиротливо стояла посреди фонтана из сверкающих брызг. — С какой радостью я думала после твоего возвращения о том, что ты мой талисман, меч наших побед. А ныне я уже не знаю, кто ты. Теперь любое мое начинание может закончиться неудачей. А может быть, наоборот, успехом? Кто знает… Только в одном я уверена, ты мой рок, и мне очень хотелось бы спасти тебя. Ты позволишь мне это сделать?

Локридж посмотрел в манящие любимые глаза и сказал с жалостью:

— В далеком будущем люди мудрее вас. Судьба превращает нас в рабов. Ты слишком добра, чтобы быть ее рабыней, Сторм. Нет, точнее, ты не ведаешь ни добра, ни зла, ни греха, ни добродетели… И мне очень горько, что ты обрекла себя на такую судьбу.

Заметил ли он слезы на ее лице под пеленой дождя?. Но голос ее сохранил твердость:

— Если я решу, что ты должен умереть, то сделаю это сама, и ты не почувствуешь боли. Тебя похоронят под дольменом у ворот времени со всеми почестями. Но я молю Бога, чтобы этого не произошло.

Теперь он боролся с колдовством более изощренным и древним, чем самая могучая власть. Он сказал:

— Можно ли мне попрощаться со своими друзьями?

Она не смогла сдержать гнева. Яростно вонзив посох в землю, она крикнула:

— Опять эта девчонка? Завтра ты увидишь ее женой Витукара! А после этого я еще раз поговорю с тобой.

Она резко повернулась и пошла прочь.

Почетный эскорт последовал за ней. Только Витукар, сделав несколько шагов вслед, внезапно повернул назад. Часовой пытался задержать его, но был отброшен в сторону. Витукар приник к решетке и протянул сквозь нее свою руку.

— Ты по-прежнему мой брат, Малькольм, — хрипло сказал он. — Я буду просить Ее за тебя.

— Спасибо, — пробормотал Локридж, пожав его руку. — Обещай мне одно: не обижать Ори, хорошо? Пусть она останется свободной женщиной.

— Сделаю все, что смогу. Мы назовем сына в твою честь и принесем жертвы на твоей могиле, если ты умрешь. И все же я надеюсь, что до этого не дойдет. Мы еще будем мчаться с тобой в одной колеснице, — с этими словами ют отошел.

Локридж сел на лежанку и долго смотрел на дождь; такими же долгими были его думы.

К полудню ливень прекратился. Но солнце так и не пробилось сквозь густые облака. Над лугами поднимался туман, и вскоре все вокруг увязло в сероватом мареве, утратив привычные очертания. Изредка откуда-то доносились то окрик, то лошадиное ржание, то мычание коровы; но и эти звуки вязли в тумане, словно сама жизнь отказывалась от Локриджа, оставляя его в непроглядной и беззвучной пустоте. Холод и сырость наконец загнали его под одеяло. Усталость взяла свое — он уснул.

Ему снились страшные сны. И, просыпаясь, он никак не мог понять, что происходит. Реальность и грезы перемешались: он погружался в черные воды бушующего моря, из них возникла Ори, выкрикивая имя его матери, звуки горна призывали собак; он услышал лязг металла и оказался среди вспышек молний, оглушенный раскатами грома…

Наконец он окончательно проснулся — в хижине было темно, в дверь сквозь мглу просачивались сумерки, а за плотной завесой тумана раздавались крики и звон оружия…

Это был не сон!

Он вскочил с лежанки и, подбежав к двери, стал исступленно расшатывать решетку, взывая в темноту: