— Значит, мне вечно придется ожидать от вас какого-нибудь нового подвоха. И все же нам надо поговорить. Времена изменились. Дарковер уже не тот, что раньше.
Я снова мрачно кивнул. Комин победил в схватке с Шаррой, но проиграл в борьбе с землянами.
— Я получил телеграмму из Главного Управления. Мне предлагается начать формирование временного правительства во главе с Хастуром. Регентом, конечно. Хастур человек рассудительный и честный, люди ему доверяют.
Я покивал в знак согласия. Хастуры на протяжении многих поколений были стержнем Комина; Дарковеру будет, наверное, даже легче без всех остальных его членов.
— Вы, Реджис, видимо, пойдете по стопам деда. Когда вы достигнете его возраста, ваш народ будет психологически готов сам выбирать тех, кто намерен им править. А вы, Лью Элтон…
— На меня можете не рассчитывать, — коротко ответил я.
— Выбор у вас ограниченный. Или вы остаетесь здесь и помогаете нам налаживать порядок, или отправляетесь в изгнание.
Реджис повернулся ко мне:
— Лью, народу нужны новые лидеры, здешние. Такие, кто будет полностью ему предан. Лоутон, конечно, сделает все от него зависящее, но он — человек Терры и всегда был им.
Я с сожалением посмотрел на юного Хастура. Может, именно это ему и нужно? Быть правителем. Пусть пока марионеточным, но все же работать на благо Дарковера, сдерживая волну наступления землян насколько это возможно. Может, и мне занять место с ним рядом?
— Ты ведь поможешь мне, Лью? Вместе мы многое могли бы сделать!
Он был прав. Но я всю жизнь оказывался меж двух огней, и каждая из сторон вечно обвиняла меня в измене. И в будущем ни одна не поверит мне до конца.
— Если вы покинете планету, то навсегда, — предупредил Лоутон. — Ваши имения будут конфискованы. И вам никогда не позволят вернуться. Нам тут кадарины больше не нужны!
Правда глаза колет, но это действительно была правда. В том-то и заключалась ошибка Комина. Ложный патриотизм. Стремление к полной самостоятельности при полном отсутствии равновесия. Может быть, просто неспособность обнаружить добрые качества у своего противника.
Но я сам был из Комина. Я не просил о столь высоком рождении, но здесь уж ничего нельзя было изменить. Я отвел глаза, не желая видеть искреннюю мольбу во взгляде Реджиса.
— Нет, — сказал я. — Мы уедем отсюда. Мне нужно всего три вещи. На это я могу рассчитывать?
— Зависит от того, какие именно, — ответил Лоутон.
Я взял Дио за руку.
— Первое — сочетаться с Дио браком по нашим законам и в присутствии наших свидетелей, — спокойно начал я. — Затем оформить документы на удочерение Марджи. Она моя дочь, хотя там все так перепуталось… И последнее, — продолжал я: — Паспорта с визами для четырех человек.
Да, для четырех. Андресу вряд ли захочется оставаться здесь одному и смотреть, как земляне постепенно подчиняют себе все. Хотя это, видимо, единственный верный способ положить конец долгой истории Комина.
— Куда вы отправитесь? — спросил Реджис.
Я посмотрел Дио прямо в глаза. Она ответила взглядом, полным мужества. Я знал, кула хочу уехать и что буду там делать, но могу ли я требовать того же от Дио? Так и не ответив Реджису, я смотрел на нее. В конце концов у меня и на Терре были земли и кое-какое наследство; я мог предъявить свои права и жить там, ни в чем не нуждаясь.
Марджа слезла с моих колен, подбежала к Дио и обняла ее. Дио погладила девочку. И тут я принял решение.
Где-то в центре Галактики находились новые, еще не освоенные миры, где о Земле-Терре имели весьма смутное представление, а уж о Дарковере вообще никогда не слыхали. Тула отправлялись многие, кому не было места в нашей чистенькой и вылизанной, давно освоенной Вселенной.
Если Империя когда-нибудь туда доберется, это будет уже после нас.
Я подошел к Дио и Мардже и обнял их обеих.
— Чем дальше — тем лучше, — сказал я.
Лоутон быстро взглянул на меня. Мне показалось, что сейчас он начнет возражать. Но он передумал. Улыбнулся дружески и поднялся из-за стола. Этот жест выражал одновременно и сожаление, и прощание.
— Я все устрою, — только и сказал он.
Три дня спустя мы были уже в космосе.
Игорь Царев
«НЕМЕДЛЕННО ПОКИНЬТЕ МОЮ ГОЛОВУ!»
Утром 25 июля 1959 года на борт американской атомной подводной лодки «Наутилус» взошел таинственный пассажир. Лодка тотчас вышла из порта и на шестнадцать дней погрузилась в глубины Атлантического океана. За все это время безымянного пассажира никто не видел — он ни разу не покинул каюты. Но дважды в день посылал капитану листки со странными знаками. Иногда это была звезда, или крест, или две волнистые линии… Капитан Андерсон помещал листки в плотный конверт, ставил дату, час и свою подпись. Сверху стоял пугающий гриф: «Сверхсекретно. В случае опасности немедленно уничтожить!»