Журнал «Если», 1995 № 10

Изменения реальности, распространяющиеся во времени, подобно волнам от брошенного в воду камня, стерли тех, кто создал Крошку-Смерть. В стеклянном доме, наполненном солнечным светом и тихим гулом машин, ее встретили их наследники, исполненные надежды и печали.

Стал ли воздух в этой реальности чище? Не меньше ли в лицах людей напряжения и страха? Это было ей уже безразлично.

Она доложила людям об успешном завершении своей миссии. Билли Макаферти одержал победу над врагом в своей душе. Он не станет тем, кем ему, не будь Крошки-Смерти, суждено было стать. Прошлое изменилось, а вместе с ним изменилось и будущее. Она не спросила, удалась ли жизнь Билли в новой реальности, или нет.

Ее уже ничто не интересовало, и люди, вняв ее просьбе, не отослали ее с новым заданием, а позволили погибнуть вместе с нынешней временной реальностью. Все разумные орудия неизменно выбирают такой конец. А люди, меж тем, без устали молили о наступлении долгожданного дня, когда будущее окажется в безопасности, а враги перестанут ломать его. Ради того, чтобы хоть на самую малость приблизить этот великий день, они отправили очередной револьвер к десятилетней девчушке, запертой столетия назад в сыром, холодном подвале с осыпающейся штукатуркой.

Война за выживание рода человеческого продолжалась.

Перевел с английского Александр ЖАВОРОНКОВ

_{Публикуется с разрешения журнала}

_{«Asimov's Science Fiction» (Нью-Йорк).} 

ПРОБЛЕМА

«Бог создал людей, мистер Колы сделал их равными»

Эта пословица лишний раз подчеркивает неистребимую страсть американцев к оружию. Только-только мы успели познакомиться на поле фантастики с разумными мечами, как приходится общаться с мыслящим револьвером, который описан автором с любовным тщанием. Действительно, одним из базовых прав американского гражданина, зафиксированным конституцией, является право на ношение, хранение и применение оружия. Нередко это законоположение приводится в качестве положительного опыта американцев в борьбе с преступностью.

Однако, чтобы оружие могло выступать как фактор сдерживания насилия, требуется сочетание определенных этно-исторических традиций с весьма конкретными реалиями

История американской нации начиналась на границе «цивилизованного» мира. Вооружение общества имело регулирующую функцию самозащиты в условиях удаленности от институтов власти (хотя история США знает и войну против власти, когда «святые последнего дня» отстояли свой уклад и дали начало штату Юта, и поныне сохраняющему многие свои привилегии). То, что позднее позволило США получить репутацию «страны свободы», первоначально утверждалось весьма конкретным способом: ружьем, кольтом, веревкой и «самым демократичным судопроизводством всех времен и народов» — судом Линча. Естественно, по мере укрепления правовой системы организации общества рано или поздно должно было возобладать прагматическое начало — право на насилие необходимо было делегировать государству.

Граждане же сохранили за собой оружие как некий символ свободы.

Россия развивалась в принципиально иной системе координат. Российское государство всегда характеризовалось ярко выраженными авторитарными чертами (что, конечно, имеет конкретные исторические объяснения — необходимость мобилизации ресурсов для объединения русских земель, борьба против монголо-татарского ига, война за выход к морю) и на протяжении всей своей истории подавляло с помощью оружия практически любое «самостийное» движение. В результате, если в американской психологии сложился стереотип: «Личное оружие — гарант свободы», закрепленный в том числе результатами победоносной войны за независимость 1776–1783 гг., то в России в ходе многочисленных смут и мятежей оформилось принципиально иное отношение вооруженного человека и государства. Заметим: иной оказалась именно психология общества, ведь государственной монополии на производство оружия в царской России не было, и его хранение не преследовалось законом, во всяком случае в отношении дворян.

Лозунг «всеобщего вооружения народа» на российской почве впервые был выдвинут

В. И. Лениным — естественно, до 1917 года. В советское время производство и применение оружия стало исключительной монополией государства. Конечно, эта система допускала некоторые послабления (например, для старателей), но в целом была крайне жесткой. И даже Кавказ, где бытовало не свойственное России отношение к личному оружию как атрибуту свободы, не стал исключением. А ведь российские колониальные власти, завершив покорение этого региона, нашли достаточно такта, чтобы нё разоружать население. Правда, сегодня, учитывая тот факт, что территория Кавказа после осетино-грузинского, осетино-ингушского, абхазо-грузинского, чеченского конфликтов признается одним из самых «горячих» регионов планеты, трудно представить, что оружие могло здесь играть роль этно-социального стабилизатора.