Журнал «Если», 1996 № 03

Туристы, волоча сумки, поспешили за женщиной по зеленому полу искусственной лужайки. Солнце пекло немилосердно. Чикита и Георгий надели белые панамки. За углом забора началась улица. Улица была чистой, широкой, но дома какие-то скучные и почти без окон. По мостовой неслись закрытые машины неизвестной конструкции, по тротуарам шли люди в широкополых шляпах, длинных плащах или халатах и блестящих перчатках.

Удалов рассматривал жителей отдаленного будущего, но жители не обращали на него никакого внимания.

Минц тут же совершил проступок.

Он обратился к встречному:

— Вы не скажете мне, какой сегодня год?

— Две тысячи девяносто шестой, — ответил житель и прошел не останавливаясь.

— Ах, товарищ Минц, я этого от вас не ожидала! — воскликнула Чикита, скривив красные губы. — Не отворачивайтесь, не прячьте глаз! Если виноват, нужно уметь признать свою вину. Притормозите, Минц! Вы пойдете последним и пускай вам достанется на вещевом рынке самый плохой столик. Вы поняли? Осадите!

— Девушка! — рассердился Удалов, видя, каким унижениям подвергается профессор. — Вы знаете, с кем разговариваете?

— И с кем же?

— С мировой величиной! С профессором! Без пяти минут лауреатом Нобелевской премии.

— Ха-ха, — ответила Чикита. — Эти пять минут грозят затянуться. Здесь нет профессоров. Здесь шоп-тур. И прошу вас, гражданин Удалов, зарубить это себе на носу.

— Корнелий! — предостерег друга Минц. — Я не обижаюсь.

Минц тщательно подмигивал, но Удалов уже завелся и никак не мог понять, к чему его призывают.

Для жителей светлого будущего эта сцена представляла интерес. По крайней мере наконец-то шоп-туристы привлекли к себе внимание прохожих. Но реакция, на взгляд Удалова, была неадекватная.

— Ах, — воскликнула какая-то женщина, укрытая широким зонтом и темными стрекозиными очками. — Какой мужчина! Какая страсть…

Минц потянулся к женщине.

— Вы имели в виду меня?

— Нет, вашего дружка. Лысенького. Который озона не боится.

— Почему его следует бояться? — спросил Минц.

Чикита вклинилась между профессором и дамой и оттеснила его к толпе туристов, умудряясь при этом топать ногами и издавать неприятные хрюкающие звуки, столь свойственные некоторым особам, состоящим при должности.

— Запрещено! Запрещено задавать вопросы! — шипела Чикита. — Вы что, хотите, чтобы нам всю программу прикрыли? Вы не представляете, с каким трудом мы на этот контракт вышли! И никто раньше вопросов не задавал. Сказано — не задавать и не задавали. А вы почему задаете?

— Потому что я любознательный.

— Без пяти минут любознательный? — съязвила Чикита, которой к тому времени удалось оттеснить Минца внутрь группы, и по ее знаку остальные шоп-туристы взяли Минца и Удалова в кольцо, чтобы скрыть от встречных и облегчить экзекуцию.

— Но почему не спрашивать? — вел арьергардный бой Удалов.

— А потому что сейчас ты про год спрашиваешь, а потом спросишь, чего нельзя!

— А чего нельзя?

— Нельзя узнавать, будет война или не будет, когда ты помрешь и какой смертью…

— Но вы же сами в проспекте обещали нам могилы показать!

— Там проведена соответствующая подготовка. Там все схвачено. А вот самодеятельности мы не допустим.

— Не допустим, — поддержал Чикиту Георгий.

Впрочем, и туристы были солидарны с начальством, потому что, конечно же, приехали сюда не из-за места на кладбище, а за товаром.

Постепенно в группе восстановился прежний темп движения.

Кавказец свернул на грязную, узкую улицу. Здесь дама стояли тесно, кое-где через улицу тянулись какие-то провода и шнуры. Наполовину надутый слон сидел, прислонившись к стене дома… Внезапно перед туристами открылась небольшая площадь. Площадь была пуста, на ней стояло несколько столиков, словно в летнем кафе, из которого украли стулья.

— Можете занимать рабочие места, — сказала Чикита. — И раскладывайте свое барахло.

По площади слонялись три человека — наверное, стражи порядка. Удалову захотелось спрятаться или сдаться властям. Но стражи не обратили на него внимания. Они шли вдоль столов, глядя, что выкладывают на них туристы. Стражи, подобно прочим жителям, были одеты в длинные, до земли, плащи, на головах — широкие шляпы конусом, закрывающие не только голову, но и плечи. Чикита побежала за ними, отставая на два шага.

Некоторые предметы стражи брали в руки, разглядывали, проверяли приборчиками. Один из надзирающих схватил с крайнего стола нечто небольшое и сказал:

— Конфисковывается.

— Как, конфисковывается? — возмутилась кряжистая владелица в желтом берете. — Это же в списке было! В прошлый раз вы разрешали.

— Выдать компенсацию, — сказал полицейский семенившей за ним красногубой Чиките.

— Будет сделано, — живо откликнулась та. Потом погрозила кулаком шумевшей туристке.

Удалов разложил свой товар на шатком столике. Минц смог положить в «общий котел» лишь янтарные запонки и банку маринованных грибов.

Стемнело, сверху посыпался дождик, теплый, вялый, с запахом дешевого шампуня.

— Накройсь! — крикнула Чикита, — дождь опасен для здоровья!

Никто не испугался, но стали доставать кепки и береты. Удалов накрылся носовым платком.

Когда проверка завершилась, появились первые покупатели.