Журнал «Если», 1997 № 01

— Вы сказали «преграждают им путь». Кому именно?

— Многим членам правительства, мистер Рот. Но прежде всего я имею в виду Эдварда М. Киннея, Президента Соединенных Штатов.

Нэт взял микрофон. Слова Кейл и стали той самой бомбой, которую он собирался взорвать. Произнеся краткий комментарий, он закончил репортаж и протянул микрофон Абдулу.

— Отправляемся! Бросайте в вертолет все, что поместится. Лерой, Кейл, залезайте.

Спутниковую антенну вместе с аккумуляторами Абдул оставил на крыше фургона. Им предстоял долгий перелет до Терре Хауте, где бригаду WBC уже ждал реактивный самолет. Три часа спустя они сели в Монреале.

* * *

В овальном кабинете Белого дома царило столпотворение. Кинней созвал верных людей, многие из которых с радостью оказались бы как можно дальше отсюда. С опозданием вошел один из приглашенных.

— Вас только за смертью посылать, Госнелл, — рявкнул Президент.

— Извините, но репортеры просто не давали мне прохода. Набрасывались, как пираньи. Информационные агентства, телевидение… Да вообще каждая занюханная газетенка страны поставила палатку перед Белым домом.

— И вы еще удивляетесь, Госнелл? Не надо было зевать!

— Зевать? Да вы хоть понимаете, в каких условиях я работаю? Во всем регионе у меня всего десять агентов, которым можно по-настоящему доверять. Остальные не должны ни о чем догадываться. Кстати, когда вы намерены избавиться от того директора? Если бы сделали это вовремя, мне сейчас не пришлось бы пробиваться к вам в кабинет.

— Ну, сейчас я не могу. Однозначно не могу. Иначе никто не поверит в мою беспристрастность. Я даже не уверен, что смогу отвести обвинения от вас.

Лицо Госнелла стало пепельно-серым.

— Проклятый психованный старикашка! Он загубил все наши планы. Не будь его, репортеришки оказались бы в наших руках. Ну ладно, мы его сцапали и отвезли…

— Ничего не хочу знать, Госнелл. Острота момента в том, что общественность узнала обо мне. И люди недоумевают, почему я хранил все в тайне.

— В правительстве немало позитивов, господин Президент, и…

— И что с того? Я президент, и ко мне особый счет. Да, верно, избранные официальные лица не могут смещаться с должности только на основании результатов тестирования. Но существует и такая вещь, как импичмент. А для него годится любой неблаговидный поступок, и вы подарили моим противникам блестящий шанс. Если мое имя будет замешано в этих дрязгах — всему конец. Помните Уотергейт?

— Кто же не помнит? Послушайте, господин Президент…

— Нет, это вы послушайте, Госнелл. Я намерен смыть с себя грязь, и немедленно. Слышите? А вы будете помалкивать и получать за меня шишки, пока все не стихнет. Помните — вы позитив, и вас не смогут посадить, даже если докажут, что вы совершили убийство. И лучшее тому доказательство — шрам у меня на спине.

Итак, пенсию вы получите — я об этом позабочусь. Обещаю. Поэтому, выйдя из этого зала, зайдите к моему помощнику и подпишите заявление об отставке. Он также проинструктирует вас, что следует говорить журналистам и о чем нужно помалкивать. И помните, пенсию я вам обещал, а получите вы ее или нет, зависит от остатков вашего здравого смысла. Все ясно?

— Да, господин Президент.

Госнелл покинул зал.

— Эбелард! — взревел президент.

— Да, господин Президент, — отозвался один из присутствующих.

— Приставьте к нему хвост.

— Уже сделано, сэр. Мы установили за ним слежку сразу после той передачи. Должен сказать, что, избавившись от Госнелла, вы избрали наилучшую стратегию.

Кинней взглянул на своего секретаря — вылитый английский дворецкий. Лысого, сухопарого и вечно серьезного Джейсона Эбеларда, подумалось Киннею, наверняка не выносят все члены президентского кабинета.

— А ваша стратегия, Эбелард? Насколько мы продвинулись?

— Трудно сказать сэр, если вопрос ставить именно так. Большая часть наших «перестановок» завершена, но в основном она коснулась младших офицеров. Что касается ветеранов, тут я не стал бы торопиться. Не так просто проводить массовые перемещения среди высшего командного состава. Необходимо действовать осторожно, иначе пойдут пересуды.

— Если придется принимать радикальные меры, разговоров все равно не избежать.

— Это так, и все нужные приказы уже заготовлены. Однако в большей степени меня беспокоит, какой резонанс эти события получат за рубежом. Хотим мы того или нет, нам придется считаться с мнением мировой общественности. В первую очередь я имею в виду русских.

— Они поймут. Они тоже тасуют свою армию.

— Вы и здесь правы, господин Президент. Однако начнем с того, что русские — очень экспансивная публика. Они осведомлены о нашем руководстве, как и мы об их верхушке. И если мы проведем радикальные перестановки в верховном командовании, особенно сейчас, когда они знают, что позитивы… Короче, случиться может самое неприятное.

— Понимаю. Что вы советуете?