— Думаю, Эдварду какое-то время будет не до нас, — проговорил Виктор. — Комп, сотри эту голограмму. Извините, Эдвард, но нам нужно место.
Голограмма исчезла, и Виктор пригласил Зоранну сесть на табурет у стойки.
— Хотите чаю? Может быть, капельку коньяка?
— Спасибо, — произнесла Зоранна, примостившись на табурете и скрестив ноги. Чай — это прекрасно.
Ее сестра, войдя в кухню, откинула сиденье «ходунков» и собиралась уже присесть — но тут из спальни донесся душераздирающий стон.
— Нэ-э-э-нси, — взывал голос (мужской или женский, неясно). — Нэ-э-энси, вы мне очень нужны.
— Извини, — сказала Нэнси.
— Я схожу с тобой, — заявила Зоранна.
Спальня оказалась вполовину меньше гостиной. Голографических кроватей в ней тоже было в два раза меньше. У дальней стены стояла еще одна — настоящая. На нее Зоранна и села. Тумбочка, приспособленная под шкаф ниша, столик-трюмо. В шкафу висела недешевая на вид мужская одежда. Из-под тумбочки торчали мужские тапочки. Над тумбочкой висела голограмма: трансляция футбольного матча. Крохотные спортсмены в ярких майках носились по полю размером с салфетку. Звук был отключен.
Нэнси уселась под женщиной с отечным лицом, чья койка была на потолке.
— Что ты, собственно, делаешь с этими людьми? — спросила Зоранна.
— В основном слушаю, — отозвалась Нэнси. — Я помощница в госпитале.
— Зачем? — поразилась Зоранна. — Я ведь посылала тебе деньги.
— Мне это нужно. — Нэнси задрала голову к женщине: — Я здесь, миссис Хурли. На что жалуетесь?
Зоранна принялась рассматривать голограммы. Как и в гостиной, каждая кровать транслировалась отдельно. В углу всех кадров виднелись эмблема телекоммуникационной сети и счетчик. За все это интерактивное эфирное время кто-то выкладывает неплохие денежки.
Разглядев Нэнси, женщина начала причитать:
— Ой, Нэнси, спасибо, хоть вы меня не бросили. Я лежу вся сырая, но они отказываются сменить белье, пока я не подпишу какое-то разрешение. Какое разрешение, зачем подписывать — никак не пойму.
— Милая, а разрешение у вас здесь? — поинтересовалась Нэнси. — Хорошо, покажите его мне, — и миссис Хурли дрожащими руками протянула Нэнси какой-то лист. — Комп, — распорядилась Нэнси, — скопируй этот документ и выведи. — На стене спальни возник огромный прямоугольник с текстом. — Миссис Хурли, это разрешение на то, чтобы санитары помогли вам покончить с собой. Вы не обязаны его подписывать, если не хотите.
Женщина испуганно распахнула глаза:
— А я хочу, Нэнси?
В дверях появился Виктор.
— Нет! — вскричал он. — Ни в коем случае ничего не подписывайте!
— Т-с-с, — прошептала Нэнси.
Виктор вошел в спальню, проходя сквозь тела и кровати.
— Не подписывайте себе смертный приговор, миссис Хурли. — Женщина, казалось, еще больше перепугалась. — Мы вернулись к древнеримскому строю! — зычно объявил Виктор. — Слуги и хозяева! Рабы и плутократы! О, где ты, благословенный средний класс? Как нам сейчас тебя не хватает!
— Виктор, — сурово произнесла Нэнси, указывая на дверь. Затем кивнула Зоранне. — И-ты тоже. Идите, выпейте чайку. Я подойду попозже.
Зоранна вышла вслед за Виктором на кухню, села у стойки, наблюдая, как он ставит на стол чашки и блюдца, сахарницу, блюдо с псев-досоевыми лимонами, распаковывает и нарезает темно-коричневый кекс. Очевидно, в этой кухне он находился не на правах гостя.
— Что они сделали с твоей сестрой, эти мерзавцы! — проговорил Виктор.
— Какие мерзавцы? Что с ней сделали?
Виктор налил в заварочный чайник кипяток.
— Она буквально жила школой.
— Школой? — не поверила своим ушам Зоранна. — Вы говорите о том, что кончилось тридцать лет назад!
— Но это единственное дело, которое было ей по душе.
— Ой, какая жалость! — саркастически протянула Зоранна. — Нам всем пришлось расплатиться за долголетие. Как преподавать в начальной школе, если детей больше не рожают? Значит, переучивайся! Жизнь продолжается. Достаточно стать членом такой вот организации, — Зоранна взмахнула рукой, указывая на возвышающуюся наверху башню, — и пропитание до самой смерти гарантировано! Единственное, чего тебе не подадут на тарелке с голубой каемочкой — это долголетие! Его придется зарабатывать самому. А кто не может, тот просто никуда не годится, вот и все! — сообразив, что в соседней комнате медленно угасают две дюжины именно таких неумех, Зоранна перешла на шепот: — Неужели общество должно волочь этот балласт из столетия в столетие?
Виктор, рассмеявшись, накрыл ее руку своей огромной лапой.