Журнал «Если», 2000 № 10

— Итак, мисс Влада, у меня уже есть для вас кое-какие новости. Полотно, несомненно, датируется началом шестнадцатого века. Эпоха Возрождения. Это так. Однако сама по себе эта картина не представляет никакой ценности…

— Как же так, — Элизабет разочарованно переглянулась с Уолтером. Тот собрался было возразить, но Дмитрий остановил его, подняв палец вверх.

— Но под слоем краски, который, по всей видимости, нанесен единственно с целью маскировки, есть и нечто иное. И одного взгляда достаточно, чтобы понять: спрятанная кем-то картина принадлежит кисти настоящего мастера!

Заражаясь его возбуждением, Уолтер воскликнул:

— Вот как?! А наши покупатели явно знают об этом!

— И сколько же эта картина может стоить? — взволнованно спросила Элизабет.

— Трудно сказать, — пожал плечами Дмитрий. — Пока что трудно. Я хочу попросить вашего разрешения продолжить очистку верхнего слоя. Тем более, что это не составит большого труда: он нанесен слабой, нестойкой краской, а вот картина под ним — удивительно прочна. Но предупреждаю: то изображение, которое вы видели, пропадет раз и навсегда.

— Может быть, стоит сперва хотя бы запечатлеть то, что есть, на фотографическую карточку? — предложил Уолтер. Но Элизабет, бросив на него недовольный взгляд, решительно заявила:

— Не надо! Конечно же, я разрешаю! — ответила она Дмитрию. — Мне с самого начала не понравилась эта рожа!

— Я готов приступить прямо сейчас.

— А ужин? — развел руками Уолтер.

— Право, я совсем не голоден и горю нетерпением.

— Я тоже, — поддержала его Элизабет, вставая.

— Но позвольте, — возмутился Уолтер. — Эти вальдшнепы просто восхитительны!.. Впрочем, — добавил он, видя, что Элизабет и Дмитрий уже поднимаются по ступенькам, — они еще и не готовы.

Пока Дмитрий работал, Уолтер и Элизабет нервно курили, изредка заглядывая ему через плечо. Спустя полчаса их жаждущим взорам наконец предстала большая часть скрытого полотна. Это был рыцарь с мечом в руках, облаченный в боевые доспехи. Но лик его был изуродован гримасой такого неуемного бешенства, что его даже трудно было назвать человеческим… Позади него пылали мрачные строения, а ноги по щиколотку вязли в кровавом месиве и тряпье.

— Сколько в нем ярости! — воскликнула Элизабет. — Отвратительно.

— Не могу согласиться с вами, — возразил Уолтер. — Думаю, это праведный гнев. Мне приходилось видеть подобные выражения лиц у воинов на поле боя.

— Поразительная техника… — не слушая их, вымолвил Дмитрий, отступая.

— Эта картина должна стоить безумных денег! — заявила Элизабет. — Что бы ни было на ней изображено. — И она победно оглядела мужчин, так, словно сама была ее автором.

— Лично у меня это возбуждает аппетит, — продолжал гнуть свою линию Уолтер. — Сколько раз приходилось участвовать в сражениях, и всегда после этого я был готов сожрать быка.

— Обойдетесь вальдшнепами, — изрекла Элизабет и первой двинулась по лестнице вниз.

…Ели с аппетитом, Уолтер то и дело отсылал Мирчу за новыми порциями.

— Ну, а теперь, Дмитрий, вы можете все-таки сказать, хотя бы предположительно, сколько я могу получить за это полотно? — отставляя тарелку в сторону, спросила Элизабет. — Вы обещали. Кстати, от этого зависит и ваш гонорар.

— Вынужден признаться, я в затруднении. Картина слишком необычна и принадлежит перу не известного мне мастера. Не знаю, что и думать. Художника такого уровня я должен был бы знать, но манера чересчур своеобразна и ни на кого не похожа… Единственное, что могу сказать уверенно: ценность картины чрезвычайно высока. Думаю, вам стоит обратиться в крупный музей или к антиквару, которому можно доверять.

— Ха! — поднял палец Уолтер. — Между прочим, один из наших покупателей представился нам как раз антикваром.

— Может быть, стоит обратиться к нему? — нетерпеливо предложила Элизабет.

— Ну уж нет, — возразил Уолтер. — Только не к этому проходимцу.

Дмитрий согласился:

— Здесь нужен серьезный специалист. А техника исполнения этого холста, я вам скажу, просто дьявольская.

В этот миг гостиная огласилась грохотом и звоном. Это Мирча выронил поднос с посудой. Все обернулись. Мирча что-то сказал Уолтеру и, виновато кланяясь, стал собирать осколки.

— Что это с ним? — нахмурилась Элизабет.

— У него горе, — вступился за слугу Уолтер. — Он сказал, что у него тяжело больна сестра… Мы можем отпустить его в город?

— Конечно же, можем, — легко согласилась Элизабет. — Тем более, завтра он не понадобится нам до самого обеда, ты ведь обещал устроить нам прогулку верхом. Да и посуды у нас осталось не так много.

Пока Уолтер что-то на ломаном румынском втолковывал Мирче, Дмитрий поднялся из-за стола:

— Продолжу работу?

— Нет, — остановила его Элизабет. — Не хочу выглядеть… как это у вас называют в России… эксплуататором. Вы еще не отдыхали с дороги. Закончите завтра.

— Завтра? — откликнулся, отпустивший Мирчу, Уолтер. — А прогулка?