Журнал «Если», 2001 № 7

Журнал «Если», 2001 № 7

Проза

Грег Иган Хранители границы

Иллюстрация Алексея Филиппова

Ранним утром на четвертый день после расставания со своею печалью Джамиль неторопливо направлялся домой из садов, что в центре города, именуемого Ноезер. С игрового поля, которое находится позади библиотеки, до него донеслись крики. Повинуясь порыву, даже не спросив у города, во что там играют, он решил вступить в соревнование. Когда он обошел угол и взгляду его открылась площадка, стало ясно: идет матч по квантболу. Город нарисовал в поле зрения Джамиля волновую функцию гипотетического мяча и объяснил, каким образом игроки на поле поделены на две команды. Когда-то Мария сказала ему, что она в таких случаях предпочитает иметь дело с непосредственным восприятием кодированной цветом одежды. Она не хотела использовать признаки, разработанные для разделения людей на тех, кого защищаешь, и тех, кого хочешь убить. Однако почти все, завещанное былым человечеством нынешнему, портило кровь, и Джамилю было куда приятнее приспосабливать к собственной пользе худшие из реликвий, чем отбрасывать их как безнадежно испорченные.

Волновая функция казалась ярким северным сиянием, неуловимой, как ртуть, плазмой, достаточно яркой, чтобы ее можно было увидеть в полуденном свете, но не настолько яркой, чтобы скрывать за собой то и дело пробегающих сквозь нее игроков. Цветовые полосы, отображающие комплексную фазу волн, скользили по полю, разделяясь и обтекая локальные максимумы вероятности, прежде чем удариться о границу и отраженными вернуться обратно. Матч происходил по старинным и простейшим правилам — полуклассическим и релятивистским. Мяч удерживался на поле бесконечно высоким барьером: нельзя было помыслить о том, что из-за тоннельного эффекта он вдруг выскользнет наружу.

Игроки действовали по правилам классической физики: своими движениями они закачивали энергию в волну, создавая тем самым возможность перехода от исходной фазы игры, когда мяч тонким слоем распределен по всему полю, — к состояниям с более высокой энергией, позволяющим локализовать его. Однако локализация всегда была мимолетной: незачем создавать посреди поля резкий волновой пакет, чтобы пнуть мяч как классический объект. Волну следовало формировать так, чтобы все ее моды [1], пульсирующие с различной частотой, движущиеся с различными скоростями, на какую-то долю секунды совместились по фазе внутри самих ворот. А для этого нужны были энергия и точный расчет.

Джамиль заметил, что в одной из команд не хватает игрока. Так что любому партнеру будут рады — это восстановит симметрию. Он поглядел на лица игроков: в основном старые друзья. Они сосредоточенно хмурились, однако то на одном, то на другом лице время от времени появлялась улыбка, вызванная или радостью собственного небольшого успеха, или восхищением изобретательностью соперника.

Конечно, он абсолютно не в форме, но если почувствует себя просто балластом, то всегда сможет оставить игру. И все же, если он переоценит свои силы и погубит матч своей неловкостью, никто не обратит на это внимания. Счет был нулевой, и можно было бы дождаться гола; однако на это ушел бы час или более. Поэтому Джамиль связался с арбитром и узнал, что игроки заранее договорились: в любое время можно включить новичка.

Он объявил о своем желании — пока не успел передумать. Волна застыла, и он выбежал на поле. Ему приветственно кивали, без особого, впрочем, пыла. Только Езкиель выкрикнул:

— Рад снова видеть тебя.

Джамиль опять ощутил себя хрупким; хотя долгое уединение завершилось четыре дня назад. Любое связанное с игрой событие могло еще более смутить Джамиля. Его выздоровление казалось прекрасно сбалансированной оптической иллюзией: фигура и фон могли мгновенно поменяться местами, монолитный куб в любой миг мог сделаться полым.

Арбитр провел Джамиля к отведенной ему стартовой позиции — напротив незнакомой женщины. Остановившись, он приветствовал ее церемонным поклоном, та ответила подобным. Для знакомства времени не было, и он поинтересовался у города, открывала ли эта особа какое-нибудь имя.

Ответ — Маргит.

Арбитр начал отсчет в их головах. Джамиль напрягся, сожалея о своем порыве. Семь лет он был мертв для мира. И на что он годится только через четыре дня? Конечно, мышцы его не подвержены атрофии, рефлексы не притупились, однако он решил жить, не сдерживая себя, и эта зыбкая решимость могла в любое мгновение оставить его.

Арбитр дал команду.

Игра началась.

Застывший свет ожил, и Джамиль включился в действие.