Постепенно меня стала куда больше тревожить необходимость удержать свой завтрак, чем перспектива ужасной смерти. Я выхватила из рюкзака бутылку с водой и выпила, что уменьшило дурноту на целых полпроцента. Обретя тем самым некоторую способность соображать, я насовала в уши столько мягкого пластика, сколько туда поместилось, изобретя тем самым худшие затычки во всей галактике и одновременно самые уродливые серьги в ней же.
Ландшафт изменился. Меньше бассейнов со стоячей водой, более спокойные растения, не такие громадные животные. Интересно.
И борьба за существование не принимала столь анархических форм. Многие экземпляры, включая некоторые образцы флоры, объединялись во имя спасения молоди.
Парсон вел вездеход, не обращая на меня внимания. Внезапно он дернулся и оцепенел от изумления.
— Профессор, смотрите, настоящая диковина: взрослый фоб.
— Что?
— Фобедон. Они обычно охотятся за большой добычей.
— Где он?
— Идет по нашему следу.
Я обернулась, пытаясь заглянуть через спинку сиденья. Фоб чем-то напоминал тиранозавра, только был больше размером и снабжен двумя длинными щупальцами. В сравнении с тем, что было у него во рту, пятнадцатисантиметровые клыки тиранозавра казались детскими зубками.
Несмотря на сирену и маневры Парсона, щупальца скоро дотянулись до вездехода и заскользили по фуллерону. Зверь прыгнул, наклонив голову. Краем глаза я заметила, как начальник станции двинул рукой. Откуда-то сзади выметнулся невыносимо яркий синий огонь. И больше нас никто не преследовал. Я успела заметить грибообразное облако пыли, но больше ничего. Перед глазами замелькали оранжевые образы.
У меня не было слов. Так этот БВВ представляет собой еще и усовершенствованную плазменно-импульсную пушку! Но это вооружение предназначалось исключительно для службы Земной Безопасности. Здесь и в самом деле творится что-то в высшей степени странное.
Мне хотелось спросить, каким образом Парсон заполучил это оружие, но при взгляде на его непроницаемо-самодовольную физиономию я передумала. Лучше выбирать вопросы, которых он не ожидает.
Дальнейшее путешествие пошло легче. Мой гид неожиданно разговорился. Да так, что не мог остановиться. Вначале монолог был интересным, полным исторических сведений и ссылок на местный сленг. Но позже я узнала, что репертуар Парсона ограничен. А может, просто истории казались абсолютно идентичными. В каждой басне была одна мораль: только Парсон, его отец Дэрон, дед Даффид и прадед Енох, который построил станцию (очевидно, в одиночку и голыми руками), способны справиться с кризисной ситуацией.
Когда мне все это осточертело, я просто из отчаяния осведомилась, почему станция почти пуста и с какой целью ее воздвигли в столь биологически активной зоне. Разве не проще было бы жить в другом месте? Может, даже на другом континенте, таком, как Алебастер?
— Алебастер? — негодующе фыркнул Парсон. — Да эта земля крайне нестабильна. Когда под вашими ногами разверзнется трещина в милю шириной, что вы будете делать? Бьюсь об заклад, вы просто провалитесь.
Поставив меня на место, он возобновил свое повествование. И при этом не ответил на основной вопрос.
Пытка продолжалась до тех пор, пока я не набралась храбрости перебить:
— Послушайте, ‘азве это пвоклятое солнце никогда не заходит?
— Шутите? Солнце село несколько часов назад, и пройдет еще два, прежде чем мы устроимся на ночлег.
Я уважительно покачала головой: мне все время казалось, что еще день. Но действительно: никаких теней не наблюдалось.
Я позволила Парсону заговорить меня до отупения.
Когда мы наконец остановились, он зарылся в землю, работая гусеницами, как ковшами. Потом поставил пушку на самый слабый режим, чтобы забросать нас полуспекшейся в керамику землей. На ставшем видимым потолке появилась крохотная галактика огней.
За всю мою жизнь я не слышала музыки слаще умирающего воя сирен. Абсолютное и полное блаженство! Я радостно вытащила затычки из ушей.
Поужинали мы, что называется, сухим пайком. То есть выпили что-то коричневое. Мусор отправился в мини-уплотнитель под сиденьем. Парсон проверил пройденный путь на виртуальной карте и при этом ухитрился выглядеть еще самодовольнее, если это только было возможно.
— Не слишком плохо: почти шестьдесят миль! Но к завтрашнему дню мы доберемся до Озерного края, там дело пойдет медленнее. Кстати, — небрежно добавил он, опуская спинку, — можно узнать, что еще в вашем рюкзаке кроме воды?
Я молча изучала его лицо. Неужели он подозревает правду?
Эта мысль застала меня врасплох. Какая правда?
Я изо всех сил старалась держаться спокойно.
— В ‘юкзаке? Обычный походный набов.
Начальник станции широко зевнул.
— Что значит — обычный?
— Ну, еда, часы. Э-э, фвуктовый сок, туалетная бумага, зубная щетка, мыло. Пвимевно так.
Помня просьбу Фрискела, я умолчала о карте.
Парсон отстегнул костюм и, нажав что-то на спинке своего сиденья, открыл в задней части небольшую ванную комнату. Потребности я не чувствовала, поскольку являюсь, что называется, замкнутой системой и оставляю минимум отходов.