Журнал «Если», 2003 № 07

Я побежала следом за ним на последний гребень и вниз по тропке, проложенной моими собственными ногами среди колючей травы и упругих растений, припадавших к просоленной почве. Повсюду — цвет печенья, лишь кое-где полоска веселой петрушечной зелени или желтое, как сыр, пятно. Не планета — большое блюдо с закуской.

Возможно, у меня еще оставалось время, чтобы прихватить кое-что из коллекции, которую я собрала за месяц пребывания здесь: маленькие круглые раковинки, кусочки сушеной коры, нанизанные на нитку (мне нравилось, как они гремели и крутились под прикосновением ветра), парные комплекты отливок клешней «саперов». Я пыталась приручать самых мелких из них, устраивая загончики из веток и глины, однако они умели только копать песок своими бронированными рыльцами и сучить лапками. Ветки они отодвигали в сторону и отправлялись своим путем — с безразличием роботов. В общем, я быстро забросила их.

— Фриц! Что там происходит? Плотина еще на месте?

— А как же! Иначе ты услыхала бы шум. Они считают, что плотина продержится еще какое-то время.

— Они считают… — Я закатила к небу глаза. — А попить чего-нибудь есть? Кока-кола?

— Конечно, есть. Только не прозевай шаттл, когда он опустится.

Электронное соединение позволяло родителям отключать меня от некоторых вещей, например, лакомств в холодильнике. Противно, конечно, но и я сама буду обращаться так же со своими детьми, когда они у меня появятся. Я намеревалась при первой же возможности завести четверых детей — друг за другом, чтобы они стали друзьями.

Размышляя на эту тему, я попивала шипучку и по возможности подслушивала. Мать и папочка сошлись ближе, чем когда бы то ни было, их головы (виртуальные) соприкасались. До меня почти ничего не доносилось.

— Фриц, покажи мне, как сейчас выглядит плотина, ладно? — У него наверняка было несколько возможностей подключиться к устройствам, пристально следившим за происходящим; в конце концов, сейчас это было самое интересное событие на планете. Однако он покачал головой и уткнулся носом в лапы, глядя на меня льдисто-голубыми глазами.

— Глупый пес, — укорила его я. Он вильнул хвостом и с пониманием моргнул. — Включай же! Я имею право видеть происходящее!

— Конечно, имеешь. Только я не намереваюсь позволять тебе этого, во всяком случае, сейчас. — Уши его встали торчком, а потом прижались к голове, будто он услышал нечто неприятное. Что бы это значило?

— Тогда расскажи, чем сейчас заняты мама и папа.

— Твоя мать пытается запрограммировать коридор спуска, пригодный для единственного шаттла, который может быстро оказаться на этой базе.

— Ох. — Баночка с шипучкой сделалась холодной и скользкой в моих ладонях.

Он по-собачьи улыбнулся, вывалив наружу большой розовый язык.

— Сама напросилась.

Мне захотелось чем-нибудь бросить в него. Но вместо этого я запустила пустую банку в стену жилого блока, выбежала наружу и беспомощно уставилась вверх.

— А что делает папа?

— Неважно, — ответил последовавший за мной Фриц. — Он занят и не может поговорить с тобой.

Мне осталось совсем немного до того возраста, когда можно заводить собственных детей, но даже Фриц обращается со мной, словно с ребенком! Мне опять захотелось расплакаться. Да я уже и в самом деле ревела. Я вбежала внутрь и принялась бросать на пол свои вещи, те, что хотела бы взять с собой.

Я искала в шкатулке браслет из раковин, когда Фриц вдруг ощетинился. Шерсть на его загривке встала дыбом, и он свирепо оскалился, хотя рядом никого не было.

— Ну, началось, — рявкнул он. А потом коротенько взвыл, показывая, что в данный момент обрабатывает сразу кучу данных. И тут я услыхала далекий гром. Воздух сделался другим, более плотным. Он стал похож на натянутую на барабан кожу, по которой только что лупили палочки.

Я замерла на месте, колени мои подогнулись.

— Где же шаттл? Ему уже пора быть на месте? Фриц!

Грохот приближался, басовитые пульсации его становились все громче. Выбежать наружу? И увидеть приближающуюся воду… Сколько времени она будет добираться до меня?

— Фриц! Сколько потребу…

Вмешалась мать.

— Шаттл уже в пути. На его отправку ушло больше времени, чем мы предполагали.

В голосе ее не звучало никаких эмоций, но чему, собственно, удивляться. Должно быть, ее не родили, а изготовили, а потом из этой машины выросла женщина, готовая оставить собственное тело при первой же разрешенной законом возможности.

— Что мне делать?

— Все в порядке, Лизбет, — сказала она, причем лицо ее то становилось ярче, то совсем блекло. — Все будет хорошо, просто… вот, дерьмо. Нет!

Затрещал статический разряд, а потом с мучительным воем пронесся короткий импульс цифровых данных. И тут включился папа.

Зубы мои уже стучали друг о друга. Я осталась одна на этой дурацкой планете и могла полагаться только на электронные сущности, более не являющиеся людьми.

Фриц подтолкнул меня к креслу коммуникационного устройства. Папа сказал:

— Садись, следуй моим указаниям, да поторапливайся.

— Но что…