Журнал «Если», 2003 № 10

Плесень отвернулась, и Афганка стал пробиваться к выходу. Перспектива ждать покупателя его никак не устраивала.

Афганка вышел на бортик и начал энергично голосовать. Останавливались, в основном, частные мошки, отвезти они могли недалеко, а денег хотели много. Кончилось тем, что приземлилась милицейская оса.

— Документы! — потребовал пузатый микроб.

Афганка распахнул кармашек на груди и вынул паспорт с ордером на поселение.

— Тю! — сказал пузатый микроб. — Сам из приморья, ордер в городе, в северном микрорайоне. Как ты попал в западный пригород?

— С молоком…

— А ну-ка поехали, — сурово заявил микроб.

Пожав плечами, Афганка прошел в осу, и та с жужжанием взмыла в воздух. В осе сидел еще один микроб в милицейской форме — напарник. Он рулил, и оба внимательно глядели сверху на лотки рынка.

— В улей его повезем? — спросил первый микроб у напарника, возвращая паспорт Афганке. — Как раз сота свободная есть.

— На каком основании меня задерживают и в улей везут? — сухо поинтересовался Афганка.

— А чего на пригородном рынке делал без регистрации? — обернулся к Афганке напарник.

— На попутных еду с юга на север, — объяснил Афганка.

— На попу-у-у-утных… — удивленно протянул напарник. — А чего так?

— Денег нет, — спокойно ответил Афганка.

— Де-е-енег нет… — разочарованно повторил напарник. — На кой он нам в улье сдался?

Первый микроб строго повернулся к Афганке:

— А ты знаешь, что на рынке нельзя вот так стоять и голосовать?

— Ну а что ж делать-то?.. — философски произнес Афганка.

Первый микроб начал озадаченно чесать затылок, но тут напарник пихнул его в бок и многозначительно указал вниз.

— Черешня… — протянул он с уважением.

— Ух, сколько набежало! — присвистнул первый микроб. — Чего творят…

Оса резко пошла на снижение. Глянув вниз, Афганка увидел лотки с россыпями кроваво-алой черешни. По ней рулили толпы блестящих зеленых мух. Увидев пикирующую осу, мухи поспешно разлетелись.

Милиционеры выпрыгнули из осы, вразвалочку подошли к группе толстых бацилл и начали о чем-то не спеша беседовать. Затем вместе с одной из бацилл вернулись к осе. Первый микроб тщательно придерживал бациллу за рукав — неясно было, то ли в знак особого почтения, то ли чтоб не убежала.

— Вылазь! — скомандовал он Афганке и указал на самую дальнюю ягоду. — Вон там голосуй, понял?

Афганка кивнул и проворно вылез наружу.

* * *

Алый бок ягоды раскалился и пылал жаром, стоять на таком солнцепеке было тяжело. Но место было оживленным, вокруг плотным потоком сновали люди и мухи. Наконец Афганке удалось остановить нервную и энергичную старушку. Водитель ее оказался таким же энергичным стариканом.

— Куда путь держим? — осведомился он.

— На попутках добираюсь с самого юга, с моря. Мне в город, до северных кварталов.

— Море-то эвон где… — удивился старичок. — Это ты столько городов на попутках проехал?

— Ага! — улыбнулся Афганка.

— Ну а деньги-то есть? — подозрительно осведомился старичок.

— Были б деньги — разве б на попутках ехал? — улыбнулся Афганка.

— Логичненько, логичненько, — произнес микроб, поправляя очки. — Ну, садись.

Старушка взяла с лотка черешенку, положила в рот и двинулась в путь, немного прихрамывая.

* * *

— И что, сейчас разве возят? — недоверчиво поинтересовался старичок.

— Ну вот еду же, — самоуверенно кивнул Афганка, вспомнив, что старичок любит логику.

— Логичненько, — ответил старичок. — Но это тебе повезло, что я встретился. А если бы не я? И чего бы ты делал?

Афганка тактично промолчал.

— Вот и оно! — сказал старичок назидательно и замолчал на некоторое время.

Старушка бойко шла по рынку, размахивая кошелкой.

— Сейчас, — сказал старичок. — Еще рыбы куплю, и домой на трамвае поедем. Давай, милая, шагай, шагай!

— Вы прямо с ней, как с живой, говорите, — удивился Афганка.

— А что ж она, не живая, что ли? — охотно поддержал разговор старичок. — Все слышит, может, даже думает о чем-то своем…

— Кто думает? — насторожился Афганка, а про себя решил: угораздило же нарваться на психа!

— Человечинка думает, — кивнул старичок. — Шагает себе и думает о чем-то своем…

— Хм… — сказал Афганка. — И чем это она, простите, думает?

— Это уж я не знаю, чем. Да и какая нам разница, верно?

— Большая разница, — возразил Афганка. — Как и чем может думать многоклеточное? Оно ж многоклеточное!

— А вот сам посуди! — крякнул старичок. — Толпа ведь думать может? А многоклеточное — это, считай, та же толпа.

— Нет, — уверенно покачал головой Афганка. — Толпа думать не может.

— Может, может! — кивнул старичок. — Ты никогда не слышал, как толпа хором скандирует? Мысли, правда, у толпы куцые. Усредненные, я бы сказал. Но ведь есть же? Так что мы не можем отымать у многоклеточного права на разум!

— Разум, — хмыкнул Афганка. — Разум — это когда самое себя осознаешь. Может ли толпа осознавать самое себя? И думать о себе, как о толпе?

Старичок погрузился в мысли. А может, просто замолчал, сконцентрировавшись на сложном участке дороги. Его старушка остановилась, переложила кошелку в другую руку и двинулась дальше.