Журнал «Если», 2006 № 05

Онслоу представил меня коку Маноло, который немедленно подрядил новичка таскать на борт продукты, птицу и ящик с вином, присланным устроителем званых мероприятий. Когда я доложил, что Уэллс велел мне обслуживать столики, он облегченно улыбнулся. В середине дня прибыл с женой и дочерью Чарлз Кернер, глава производственного отдела «РКО». Очевидно, они ожидали более торжественного приема, но на яхте не оказалось никого, кроме команды, поэтому Кернер, ворча, уселся за столик красного дерева на корме. Маноло выдал мне белый пиджак и велел отнести гостю напитки. Жена спокойно обмахивалась веером из пальмовых листьев, а дочь, нескладный подросток лет двенадцати-тринадцати, сплошные колени и локти, обследовала шхуну.

Час спустя к причалу подкатил темно-бордовый «паккард», откуда вышел Уэллс в сопровождении стройной брюнетки. Судя по журнальным фотографиям, это была его ассистентка Шифра Харан.

— Чарлз, — прогремел он, заключая Кернера в медвежьи объятия.

— До чего же здорово вновь тебя видеть!

Я заметил, что он возвышался над Кернером на целую голову. Тот представил его своей жене Мэри.

На Уэллсе был легкий костюм. Темные волосы доходили до плеч, а над верхней губой чернели усики, которые он отпустил в Бразилии — неудачная попытка изобразить мачо. Высокий, больше шести футов роста, с заметным животиком, но почти без признаков чудовищного ожирения, омрачившего все его будущее. Огромная голова, круглые щеки, прекрасно вылепленные губы и миндалевидные монголоидные глаза.

— А это кто? — спросил Уэллс, поворачиваясь к дочери. Его взгляд был подобен прожектору, и девочка неловко заерзала, оказавшись в центре безжалостного светового пятна.

— Наша дочь Барбара.

— Барбара, — с ухмылкой повторил Уэллс, — ты всегда носишь в ухе ключ от дома?

И тут же извлек из ее левого уха блестящий медный ключик, который и поднес к носу девочки. Я заметил, что его пальцы были чрезвычайно длинными, а руки — изящными. Барбара застенчиво улыбнулась.

— Это не мой ключ, — прошептала она.

— А может, вообще не ключ, — подхватил он, проводя левой рукой над правой. Ключ превратился в серебряный доллар.

— Хочешь его получить?

— Да.

Он снова провел ладонью над монетой, и та исчезла.

— Поищи в кармане.

Девочка сунула руку в карман подвернутых голубых джинсов и вытащила доллар. Ее глаза восторженно блеснули.

— Только запомни, — наставительно сказал Уэллс, — деньги еще не всё.

И, словно забыв о Барбаре, вновь обернулся к Кернеру. Уэллс вел себя словно принц, случайно оказавшийся среди простолюдинов, и раздавал свои милости, как золото, ожидая при этом поклонения. В любую секунду. В любой момент. Харан порхала вокруг него, будто птичка-пересмешник. Она не выпускала из рук портфеля, готовая в любую минуту вручить Уэллсу все необходимое: карандаш, сигару, спичку, чашку с чаем, копию контракта с «РКО». Герман Манкевич как-то сказал о нем: «Вот идет бог — милостью божьей!».

— Шифра! — рявкнул он, хотя ассистентка была рядом. — Достань все вещи из машины.

Харан попросила меня помочь. Я последовал за ней на пирс и вынул из багажника восьмиугольный многороликовый яуф с фильмом и громоздкий переносной кинопроектор. «Великолепные Андерсоны» — было начертано на этикетке черным гримировальным карандашом. Харан настороженно следила за мной, пока я не оттащил яуф с проектором в салон. Удостоверившись, что все благополучно обошлось, она вновь выпорхнула на палубу, где и занялась Уэллсом.

Некоторое время я помогал Маноло на камбузе, пока Онслоу не позвал меня: пора было отчаливать. Онслоу включил дизельный мотор. Блондинистый паренек и еще один матрос отдали швартовы, и Онслоу вывел «Синару» из слипа обратным ходом. Как только яхта покинула гавань и вошла в бухту Сан-Педро, мы подняли грот, фок и стаксель. Паруса наполнились ветром, Онслоу выключил мотор, и мы в лучах закатного солнца взяли курс на Каталину.

По пути на камбуз я спросил у пассажиров, не принести ли чего-нибудь выпить. Уэллс снял пиджак и развалился в палубном шезлонге, потчуя Кернеров историями о вудуистских ритуалах, которые наблюдал в Бразилии. Мое вмешательство вызвало недовольную гримасу, но Кернер воспользовался паузой как возможностью заказать очередную порцию скотча. Я спросил Барбару, хочет ли она лимонада. Полуприкрытые тяжелыми веками глаза Уэллса нетерпеливо блеснули, и я поспешил вниз.

Уже в сумерках я подал ужин; западный горизонт полыхал оранжевым и красным, а полотняный навес над кормой хлопал на ветру. Я беззастенчиво подслушивал все то время, пока пассажиры поедали салат из авокадо, coq au vinи слоеный пирог с клубникой. Единственный по-настоящему опасный момент наступил, когда Онслоу вышел на палубу, чтобы пожелать гостям спокойной ночи.

— Надеюсь, ужин вам понравился, — сказал он и, положив руку на плечо Уэллса, добавил: — Знаете, мы обычно не берем временных матросов, да еще в последнюю минуту.

— Не желает ли кто бренди? — вмешался я.

Уэллс, занятый разговором с Кернером, только отмахнулся от Онслоу.

— Он хорошо работает, что еще нужно?