Для меня Дмитрий Биленкин был воплощением лучших традиций твердой НФ «третьей волны». Острый ум, мгновенное понимание сути того) что хотел сказать собеседник, топчущийся вокруг да около темы, отличный логик, для которого надуманность фабулы, слабость сюжета и рыхлость композиции обсуждаемого произведения была видна сразу. И большой такт – он всегда сначала давал выговориться нам, относительно молодым всезнайкам, и только после этого вбивал осиновый кол… Впрочем, даже самые критические оценки преподносились так, что руки не опускались. Напротив, после того, как «семинарист» несколько успокаивался, он признавался, что теперь стало ясно, как переделать или переписать рассказ или повесть. Причем иногда даже совершенно не в том направлении, в котором, как ему казалось, толкал его Биленкин.
Биленкин был журналистом в лучшем и практически забытом смысле этого слова. Он знал цену опубликованного текста, ответственность за него. Но всеразъедающая фальшь позднего застоя заставила его покинуть журналистику – фантастика, как он не раз говорил, имеет больше степеней свободы.
Он не скрывал, что, обучая нас, учился у нас и сам – несколько иному взгляду на устоявшиеся, казалось, истины, большей «разнузданности», как он сказал однажды в разговоре. Но при этом Биленкин всегда был тверд в отстаивании нравственных аксиом, которых придерживался, и переубедить его было невозможно никакой софистикой.
Мы встречались с ним не только во время заседаний семинара и иных литмероприятий. Чаепития в его квартире неподалеку от Белорусского вокзала всегда незаметно переходили в «дискуссионный клуб», для которого не было запретных тем.
Во время одного из разговоров кто-то посетовал, что «мироздание давит», а жизнь наша, как у мухи в янтаре. На это Дмитрий Александрович огладил свою роскошную бороду, делающую его невероятно похожим на Государя Императора Александра Третьего, и сказал, что функция любой среды – «давить», иначе организм раздуется и лопнет. Но если среда давит сверх меры, то организм начинает дрыгаться, сопротивляться, эволюционировать, одним словом.
Я помню, как он поднял палец и повторил: «Сопротивление неизбежно».
Людмила СИНИЦЫНА:
«Невозможно рассказать о человеке, тем более значительном и очень хорошем, в нескольких строчках», – сказал Кир Булычёв, отвечая на чью-то просьбу описать Дмитрия Александровича Билен-кина.
Наверное, мне проще всего рассказать о том, какой след он оставил в душе тех, кто приезжал на семинары, которыми он руководил.
Научить кого-либо писать – дело безнадежное. А вот сократить время освоения навыков мастерства – возможно. И думаю, что каждый из тех, кто приносил свои произведения на суд Дмитрию Александровичу Биленкину, убеждался на своем опыте, насколько уместным было каждое его слово. Тем более что многословием он не страдал.
Новые рассказы, повести или романы, привезенные на семинары, которыми он руководил, проходили сначала критический разбор своих товарищей. Иногда эти обсуждения напоминали лебедя, рака и щуку. Каждый из выступавших советовал, в какую сторону следовало «повернуть» повествование, какие изменения нужно внести в тот или иной характер. Большинство выступавших пыталось подогнать обсуждаемого под свои собственные представления о том, как надо писать. Человек впечатлительный после такой разборки мог впасть с прострацию, настолько они были противоречивы.
Вот тут-то и наступал момент, когда брал слово Дмитрий Александрович. Его отношение к тексту напоминало мне сцену из фильма «Ограбление по-итальянски», где герои, забравшись в сокровищницу, испытывают жесточайшее разочарование, потому что никак не могут разбить стеклянный пуленепробиваемый колпак. И один из них после бесплодных попыток с досадой швыряет металлическую зажигалку, нечаянно попадает в самую уязвимую точку, и стекло рассыпается на тысячи осколков.
Вот такую «точку сборки» в тексте умел находить Дмитрий Александрович. Наверное, это ему удавалось и потому, что он сам долгое время был участником семинаров, на своей шкуре испытал, как работает рашпиль, наждачная бумага с «испанским сапогом» впридачу. Вполне может быть, причина такого точного попадания в том, что он закончил геолого-химический факультет.
Но владение этим искусством сродни приемам акупунктуры. Воткнув иголки в определенные точки, врач дает возможность энергии циркулировать по всему телу.
Такого же рода энергия существует и в любом произведении. Если у автора по неопытности возник «затор», энергия повествования глохнет, ослабевает. Возникает ощущение: что-то в тексте «не так». А что – не всегда понятно. Любые попытки исправить положение советами: «Пусть твой герой сделает так», – могут только усугубить положение.