ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №10 2007 г.

Я смущенно отвел трубку от уха. Взрослые мужчины так не плачут, и уж тем более перед другими мужчинами. И я сразу понял, почему Аллен захотел, чтобы я приехал к нему в лабораторию – ему просто-напросто больше некому было позвонить.

– Пожалуйста, Джефф, – прошептал Аллен.

– Хорошо! – рявкнул я.

– Мистер Галлахер, пришли ваши клиенты, – сообщила Бриттани, открывая дверь, и я попытался выдавить из себя одновременно и улыбку, и правдоподобную ложь.

Как выяснилось, Люси Хартвик никуда не уходила. Она сидела в лаборатории Аллена, сгорбившись над шахматной доской и сунув два пальца в рот.

– Что за черт, Аллен, ты же сказал…

Как всегда непредсказуемый, после звонка он успокоился. И теперь протянул мне пачку распечаток и медицинских снимков. Я внезапно вспомнил свой первый визит в его лабораторию, когда Аллен точно так же сунул мне документы, в которых я едва мог что-то разобрать. Он просто не умеет учиться на своих ошибках.

– Ты сказал, что Люси ушла!

– Она ушла.

– Да вот же она сидит!

Аллен посмотрел на меня. У меня возникло впечатление, что это простое действие потребовало огромных усилий с его стороны, примерно как у человека, пытающегося освободиться от бетонного блока, к которому его приковали.

– Знаешь, а я всегда тебя ревновал, – сказал он.

Его слова потрясли меня. У меня даже рот открылся, но Аллен уже вернулся к своему бетонному блоку:

– Ты только взгляни на эти сканы мозга – за шесть месяцев белого вещества стало меньше на 75 процентов! А вот уровни нейромедиаторов, они…

– Аллен, – оборвал я его. В груди у меня внезапно похолодело. – Остановись. – Но он все болтал и болтал о «хвостатом ядре», и об антителах, атакующих подкорковые узлы, и о повторной двусторонней трассировке нервных связей.

Я подошел к Люси и поднял со стола шахматную доску.

Она немедленно поднялась и продолжила разыгрывать партию стоя. Я попятился на несколько шагов, она последовала за мной, продолжая играть. Тогда я выбежал с доской в прихожую, захлопнул за собой дверь и привалился к ней спиной. Роста во мне сто восемьдесят три сантиметра, и вешу я девяносто килограммов, а Люси вдвое меньше. Она вообще сильно похудела, и ее стройность превратилась в костлявость.

Она даже не пыталась силой открыть дверь. Просто вернулась к столу, уселась и сунула два пальца в рот.

– Она играет в уме, так ведь? – спросил я Аллена.

– Да.

– А что делает это «белое вещество»?

– Оно содержит аксоны, которые соединяют нейроны в коре головного мозга с нейронами в других частях мозга, тем самым обеспечивая внутримозговую связь, – пояснил Аллен, словно зачитывая учебник.

– То есть оно позволяет одним частям мозга говорить с другими?

– Ну, это лишь грубая аналогия, но…

– Оно позволяет разным мыслям из разных частей мозга достигать друг друга, – проговорил я, все еще глядя на Люси. – И осознавать несколько мыслей одновременно.

Статика.

Аллен начал длинное научное объяснение, но я уже не слушал. Теперь я вспомнил, где уже видел характерную позу Люси, с выставленной вперед головой и двумя пальцами в слюнявом рту. На картине, где художник изобразил королеву Елизавету I в последние дни ее жизни, неподвижную и не реагирующую ни на что – ее разум уже покинул умирающее тело.

– Люси ушла, – снова сказал Аллен. Он знал.

– Аллен, за какую бейсбольную команду играл Бейб Рут? Он пробормотал что-то о нейромедиаторах.

– Какой любимый дебютный ход Бобби Фишера? – спросил я, мысленно умоляя: «Скажи е4, черт побери!»

Он заговорил о мозговых волнах концентрированной медитации.

– А ты знаешь, что завтра на Манхэттен обрушится цунами?

Он потребовал радикального изменения схемы клинических проверок в УКПЛ.

И тогда я сказал, едва удерживаясь на грани спокойствия:

– Ты ведь тоже его принял, да? Ты взял ту самую дрянь, что не прошла проверку в УКПЛ, и ввел ее себе, или принял таблетку, или еще как-то. Хотел достичь такого же, как у Люси, состояния без статики. И теперь никто из вас не способен переключить внимание. – Звонок ко мне был последней и отчаянной попыткой Аллена вырваться из его идеальной сосредоточенности на проекте. Впрочем, нет… не последней.

Я взял его за плечи и встряхнул:

– Аллен. Что ты имел в виду, когда сказал: «Я всегда тебя ревновал»?

Он забормотал о результатах магнитно-резонансного сканирования.

– Аллен, прошу тебя: скажи, что ты имел в виду! Но он не смог. И теперь я никогда этого не узнаю.

Я позвонил в приемную здания, где находилась лаборатория. Сообщил в 911. Затем позвонил Карен, потому что мне было нужно услышать ее голос, пообщаться с ней. Но она не отозвалась на звонок по мобильному, а на работе ответили, что сегодня она рано ушла домой.

***