Журнал `Юность` 1973-1

Конечно, талантливого человека с толку не собьёшь несправедливой критикой — он только укрепится в своих позициях.

Но хорошо бы в общении с начинающими поменьше таких холодных обливаний: хорошо бы побольше внимательного, заинтересованного разбора критикуемых произведений.

Возьмем для примера рассказ Игоря Рогова «Третья Таранчинская». Это строгая, сдержанная проза.

Рассказчик меньше всего озабочен изысками стиля, потому что у него трудная задача: рассказать о том, как умирал его лучший друг, умирал в глухом степном городке, пережив ленинградскую блокаду, смерть всех своих близких. Валерия — так зовут героя рассказа — уже выписали из местного санатория, без большой надежды на выздоровление, но посоветовали ещё пожить в степном, знойном городе — может быть, станет лучше.

Этот слабый, безнадежно больной парень, студент-первокурсник, дарит людям столько человечности, доброты и духовной красоты, что каждый, повстречавшись с ним однажды, не мог уйти от него.

Рассказчик повествует о Валерии чуть приглушённым голосом, боясь выспренних слов, лишь изредка в интонации прорывается дрожь волнения:

«Он часто улыбался, мой друг. И сейчас, вспоминая, я вижу легкую улыбку на его худом, чуть удлинённом лице, и трещинки на щеках — следы детских ямочек. И суженные в улыбке зелёные глаза с золотистыми, словно плавающими точками. И были в его улыбке и доброта и сердечное веселье, но всегда и зыбкая грусть и тайное тягостное утомление, которые поразили меня в первый раз и которые я тогда не мог ни понять, ни разделить».

Как-то незаметно Валерий собрал вокруг себя очень разных людей, и при нём они раскрылись в лучших своих качествах. Старшеклассница Лиля, замкнутый и самолюбивый мальчишка Пиня, одинокий старик Иван Васильевич, прошедший три революции и две войны, молодой рассказчик… Долгими часами шли неторопливые беседы, «текли часы в неспешной, вольной беседе…»

На одной прогулке Лилю задел вожак местной хулиганской стаи Гасан, и Валерий удивленно сказал ему в лицо: «По-моему, ты подонок». Через несколько дней Гасановы дружки подстерегли Валерия поздно вечером на пустыре. И вдруг поспешающие на помощь друзья слышат голос Валерия, окруженного хулиганьем:

«Шакалы, подлые, грязные, трусливые шакалы, псы смердящие, свиньи, готовые вместе с пойлом сожрать и собственных детей! — Голос Валерия дрожал от ярости и страсти. — Вы же холопы, быдло, хамская свора, способная лишь добивать беззащитных, мародеры, грабящие раненых и убитых… За бутылку водки друга, мать родную продадите и повесите, а потом будете валяться в канаве в собственной блевотине. Что смотрите — человека не видели? А ну, расступись!»

И оторопевшая орава расступилась. У дома Валерий прервал Пиню, что-то говорившего о нравственном превосходстве, «лицо его передернуло от отвращения. «Какой стыд, — сказал он, — какая мерзость…»

Рогов отлично пишет полудремотный, окраинный быт степного городка, в ритме повествования переданы замедленные движения жаркого, сухого лета.

И потому столкновение Валерия с хулиганами на ночном пустыре воспринимается как эмоциональный взрыв, последний героический поступок настоящего человека. Потому в финале рассказа столь естественно звучат авторские слоза, обращенные прямо к читателю: «Будь щедрым, как пальма. А если не можешь, то будь стволом кипариса, прямым и простым — благородным».

Это очень рискованный прорыв условной прозаической ткани: тут малейшая неточная интонация могла прозвучать фальшиво. Автор тщательно выверяет эмоциональное напряжение и дает выход нахлынувшим к финалу чувствам.

О таких рассказах нужно писать отдельные статьи, радоваться за автора, а не цедить сквозь зубы снобистские слопа о том, что это «искренне, литературно грамотно и — не оригинально».

Такие огульные оценки не приносят пользы литературе; несправедливость их легко показать и на примере других рассказов, не упомянутых Вл. Соловьевым. Сумел же он быть объективным в разборе рассказа Ю. Шпитального «Ленкика мышка»; вот бы редакции и посоветовать критику так же внимательно отнестись к другим авторам. Но, увы, некоторые авторы «Литературной газеты» бывают иногда небрежны и пристрастны. Иной раз, читая статьи за подписью «Литератор», пытаешься понять или догадаться, о чем же всё-таки он пишет, что он имеет в виду? Но, к сожалению, это трудно. А между тем серьёзная газета могла бы позволить себе внятно выразиться по поводу первых произведений молодых авторов.

Умеет же «Литературная газета» уважительно разговаривать о произведениях именитых писателей; отчего бы столь же заботливо и заинтересованно не разговаривать о начинающих авторах?

АХ… КАК НЕЛОВКО!

В статье «Журнал — школа молодых» («Литературная газета» 25 октября 1972 года) за подписью «Литератор» разбираются методы работы наших журналов с молодыми авторами, а также некоторые стихотворные подборки, напечатанные в «Москве», «Молодой гвардии», «Авроре», «Юности».