Журнал `Юность`, 1973-2

…Это случилось года два назад, зимой. Корова вышла со двора; Торайым, разгоряченная — только что мылась в жарко натопленной комнате, — выскочила на улицу в одном тонком платье. Не успел отец крикнуть, чтобы накинула чапан, она была уже за порогом. Пока она гонялась за коровой и закрывала сарай, её продуло студёным ветром. К вечеру слегла в постель. Ночью металась в жару — всё тело горело. Домашнее лечение не помогло. Отец отвёз её в районную больницу, и врачи определили — воспаление легких.

В больнице она пролежала долго — после воспаления начались какие-то другие осложнения. Вышла из больницы уже весной, вышла здоровой, по-прежнему подвижной, ловкой и выносливой. Мешки на мельнице не казались потяжелевшими…

Она отстала от одноклассников. Учителя просили её: «Учись, как-нибудь переведем в следующий класс». Но она отказалась. Она была в классе самая рослая. Что же получится: самая большая будет сидеть на уроках, ничего не понимая, будет беспомощной в подготовке домашних заданий. Нет… Она не пошла учиться и на следующий год. Так школа была оставлена навсегда.

Но Торайым скучала по школе, по своим сверстникам. Когда её подружки шли с уроков, она их встречала, затевала игру в снежки, валила в сугробы сразу двух-трех девчонок и смеялась звонким смехом, чистым, как белый снег…

— Молоть тебе как — крупно или мелко?

Жакил вздрогнула. Сарыкыз так долго потирала свой лоб и переносицу, что этот вопрос прозвучал неожиданно. Растерявшись, Жакил ответила:

— Мели крупно!..

— Крупно? Ну, чудачка, первый раз слышу: мели крупно!

Жакил опомнилась, ей стало неловко за свою растерянность:

— Ой, конечно, мелко…

Торайым покрутила деревянное колесико со стертыми зубцами, натягивая шнур из сыромятной кожи, — мука стала сыпаться медленнее, зато была мелкая, словно сеяная.

— Вот ты какая! — снова осмелела Жакил. — Хорошо работаешь. Если б ты родилась мужчиной, наверное, смогла бы прокормить целый аил.

— А ты думаешь, девушка на это не способна? — серьёзно спросила Торайым. — Подожди, ты ещё увидишь на моей груди Золотую Звезду, какую носит табунщик Шаршен из Тегерека. Запомни мои слова!

Табунщик Шаршен, живший в аиле Тегерек, был первым в долине, кто стал Героем Труда. Его имя знали во всей округе. О нем говорили:

— Табунщик, а стал видным человеком.

— Звезду ему вручали в самой Москве.

— Даже райком считается с его словами.

С той поры аил Тегерек называется не иначе, как «аил, откуда вышел Герой». Этим гордились все тегерекцы, даже мальчишки задирали носы, будто они сами были героями.

Председателем там когда-то работал Матай. Он всегда разъезжал на ходке, похожем на тачанку, которую, словно ураган, носил бешеный гнедой жеребец с белой звездочкой на лбу. Теперь Матай уже не председатель, но все ещё считается важным человеком и не расстается со своей «тачанкой».

Вот эта «тачанка» и подкатила к мельнице.

Дверь с легким скрипом приоткрылась, словно её отворил не человек, а дуновение ветра. В дверь просунулся усатый джигит в белом, расшитом узорами, с чёрной окантовкой колпаке. За ним показался второй, низкорослый, с крупными бородавками на щеках.

— О-о! — протянул усатый, увидев на полке, у чанака девушку, сидевшую по-мужски — ноги калачом. — Что я вижу!..

Торайым ничего не ответила, только окинула незнакомых парней холодным взглядом.

— Эй, кыз, — требовательно сказал усатый, — скажи, смолото ли наше зерно?

— А справка у вас есть? — невозмутимо спросила Торайым, не меняя своей позы.

— Какая справка?

— Чьё зерно?

— Чье же… Матая.

— Вот и давайте справку, что зерно Матая.

— Карындаш(Карындаш — вежливое обращение к девушке, молодой женщине). — деланно смягчил голос усатый, — Вы с нами так не шутите.

— Я не шучу.

— Вот наши мешки! — обрадованно сказал низкорослый. — Я их сразу узнал, — он пощупал один мешок. — Мука… Всё готово.

— Если наши, давай грузить.

Усатый подошел к мешкам, потрогал завязки.

— Без справки вы муку не получите! — поднялась Торайым.

— Карындаш, я же сказал, не шутите так с нами… Берём этот мешок! Не разевай рот, видели мы таких… — сказал усатый своему напарнику.

Торайым спрыгнула с полка, схватила тяжелое стальное зубило, которым мельник правил жернова, оттолкнула усатого от мешков, замахнулась:

— Уходите отсюда!

— Ты чего? Спятила? — опешил усатый.

— Прочь с мельницы!

Размахивая зубилом, Торайым начала теснить парней за порог. Вытолкав их на улицу, к «тачанке», она задела колпак усатого — колпак слетел с головы, — захлопнула дверь, повесила замок и спокойно повернула два раза ключ. И так же спокойно, даже степенно, пошла к дому.

— Никто не видел? — спросил усатый, оглядываясь по сторонам и отряхивая пыль с колпака.

Напарник словно ничего не слышал, он оцепенело проговорил:

— Вот это девчонка!.. Аксакалы рассказывали…

Были сильные девушки. Как мужчины, сражались, стреляли из лука. Носили тяжелые доспехи, защищали свое племя… И вот… Я видел такую девушку своими глазами.

— Своими глазами! — рассердился усатый. — Аксакалы узнают об этом, позор нам! Они окунут нас в воду и повесят сушиться на тополе. Я спрашиваю: никто не видел?